– С гением? – улыбнулась я.
– Точно. По крайней мере, он так считает.
– А ты?
– А я не знаю. Может, правда гений. Он художник. Неделю назад увидел твою фотографию, ту, что я ношу с собой, и привязался, как репей: хочет твой портрет написать. Давай зайдем.
– А вдруг он меня нарисует с двумя головами? – спросила я и фыркнула. – Или с одним глазом.
– Пусть попробует, – засмеялся Илья, и мы поднялись на второй этаж.
Андрей оказался невысоким, лохматым парнем, с умным лицом и озорными глазами. Мы быстро подружились, через две недели он закончил мой портрет, который Илье понравился, а вот мне нет. Илья заказал овальную рамку и собирался повесить его в гостиной, я этому категорически воспротивилась, и портрет перекочевал в спальню… Интересно, висит он там сейчас или Илья распорядился выбросить его на помойку? Сашка бы, конечно, не выбросил, а оставил у себя. Впрочем, бог с ним, с портретом…
Пока Андрей работал над моим портретом, мы виделись довольно часто, но почти никогда не оставались наедине. Илья сидел в студии, уткнувшись в газету, или перебрасывался с хозяином шутками. Сопровождал он меня не потому, что не доверял или ревновал, а потому, что ему это нравилось. Нам было хорошо вместе… Стоп, я провела рукой по лицу: «Не начинай все сначала… и давай без истерик…» Андрей был веселым, дурашливым парнем, он любил болтать со мной, но у Ильи не было повода меня ревновать. Поэтому все происшедшее было точно удар грома.
Илья той ночью вдруг заявил, что у него какое‑то дело, спешно собрался и ушел. Нет, не просто ушел… «Я вроде бы просила: без истерик…» Он ушел, я стояла на балконе, дождалась, когда он выехал со двора, и ушла в спальню. Моя машина была на стоянке. Я так считала. Где она еще могла быть, если я ее там оставила? Кому в этом городе пришло бы в голову угнать мою машину? По меткому определению звонившего типа, ее знала каждая собака. Итак, я считала, что машина была на стоянке. Однако утверждать это не могу, увидеть ее с балкона, а тем более в темноте, невозможно.
Если звонивший не псих и в самом деле видел ее на Перекопской, значит, кто‑то ее со стоянки взял, а потом поставил на место. Я помню только одно: утром заднее колесо было спущено, я не могла тратить время на запаску и к брату поехала на такси.
Была машина на Перекопской или нет? Об этом следует спросить Сашку. Только не в два часа ночи.
Утром он позвонил сам.
– Как настроение?
– Отличное, – заверила я. – Ночью мне опять звонил этот тип.
Сашка зло выругался.
– Я решила поговорить с ним и выяснила следующее: он видел мою машину в ту ночь на Перекопской, в трех кварталах от дома Андрея.
– Что за чушь? – удивился Сашка.
– Он говорил так убедительно, что я собиралась позвонить тебе и спросить: ты не брал в ту ночь мою машину?
– Конечно, нет… Слушай, осталось совсем немного, потерпи, я прошу. И не затевай глупых расследований. – Сашка говорил мягко, но я чувствовала – злится, это показалось мне странным.
– Знаешь, когда все это случилось, я точно оглохла и ослепла, – сказала я. – А теперь думаю: может, мне стоило распахнуть глаза пошире, а не сидеть истуканом в своей квартире?
– Ясно, – хмыкнул Сашка. – Ты решила стать сыщиком. Желаю удачи, только вряд ли она улыбнется, говорю, исходя из собственного опыта, потому что я в роли сыщика уже побывал.
– Может, мне повезет больше, – предположила я.
– Зная твой характер, отговаривать не берусь, – вздохнул он. – Об одном прошу: держи меня в курсе.