На сиденье напротив плюхнулся высокий светловолосый молодой человек в ржаво-коричневом костюме и, рассеянно улыбаясь, подвинулся в угол. Лицо у него было бледное, с мелкими чертами, и прямо посреди лба торчал огромный прыщ. Гай отвернулся к окну.
Новый сосед, похоже, не знал, то ли ему подремать, то ли завязать беседу. Его клонило в сон, локоть, на который он опирался, то и дело скользил по подоконнику, но стоило молодому человеку разлепить короткие ресницы, и он снова с рассеянной улыбкой смотрел на Гая покрасневшими серыми глазами. Похоже, он был пьян.
Гай раскрыл книгу, однако сосредоточиться на чтении не смог. Он взглянул на мигающие люминесцентные лампы под потолком, на незажженную сигару в костлявой руке соседа, на монограмму «ЧЭБ», на зеленый шелковый галстук, вручную расписанный пальмами кричащего оранжевого цвета. Долговязая ржаво-коричневая фигура беззащитно обмякла на сиденье, голова запрокинулась, и здоровенный то ли прыщ, то ли нарыв возвышался посреди лба, как горная вершина. Интересное лицо, хотя и непонятно почему. Не юное и не старое, не то чтобы умное, но и глупым не назовешь. Оно постепенно сужалось от высокого, выпуклого лба к впалым щекам и тонкогубому рту, глубоко в синеватых тенях глазниц маленькими раковинами скрывались сомкнутые веки. Щеки были гладкие, как у девушки, — пожалуй, даже как восковые. Словно все возможные изъяны кожи слились воедино и приняли форму этого огромного прыща.
Гай снова попытался читать. На этот раз слова обрели смысл и даже начали понемногу унимать беспокойство. Однако внутренний голос спросил, много ли толку от Платона, когда предстоит иметь дело с Мириам. Гай уже задавался этим вопросом в Нью-Йорке, но все равно взял книгу, старый учебник из университетской программы. Ему хотелось найти для себя в поездке к Мириам хоть что-то приятное.
Он поглядел в окно, увидел свое отражение, опустил торчащий угол воротника. Анна всегда поправляла ему воротник. Гай вдруг почувствовал себя беспомощным вдали от нее. Он поерзал на сиденье и случайно задел вытянутую ногу спящего соседа напротив. Ресницы у того дрогнули, покрасневшие глаза раскрылись, и Гай подумал, что сосед вполне мог все это время наблюдать за ним из-под век.
— Извините, — пробормотал Гай.
— Да ничего. — Сосед выпрямился и резко встряхнул головой. — Где это мы?
— Въезжаем в Техас.
Сосед извлек из внутреннего кармана золотую фляжку, откупорил и любезно протянул Гаю.
— Спасибо, не надо, — проговорил Гай.
Сосед отхлебнул, слышен был плеск жидкости о металлические стенки. Гай поймал неодобрительный взгляд женщины, сидевшей через проход и с самого Сент-Луиса не поднимавшей глаз от вязания.
— Куда направляетесь? — Мокрые тонкие губы изогнулись в улыбке.
— В Меткалф.
— А… Хороший городок. По делу? — Сосед моргал красными глазами, изображая вежливый интерес.
— Да.
— И по какому же?
Гай нехотя оторвался от книги.
— Я архитектор.
— О… Дома, значит, строите?
— Да.
— Я ведь не представился. — Он чуть привстал. — Меня зовут Бруно. Чарльз Энтони Бруно.
Гай коротко пожал ему руку.
— Гай Хэйнс.
— Очень приятно. Вы из Нью-Йорка?
Хриплый баритон звучал фальшиво, словно Бруно говорил только для того, чтобы заставить себя проснуться.
— Да.
— Я сам с Лонг-Айленда. Еду в Санта-Фе отдохнуть. Бывали в Санта-Фе?
Гай покачал головой.
— Там можно расслабиться. — Бруно улыбнулся, обнажив гнилые зубы. — А касаемо архитектуры, дома там в основном индейские.
К ним подошел кондуктор.