Я поцеловал Кати руку, а она заглянула мне в душу своими карими глазами.
– Любезная Кати, цвет вашего платья напоминает мне весенний восход! ― тут надо отметить, что наша законодательница мод запрещает называть себя по имени―отчеству.
Она ответила мне глубоким контральто:
– Вы были бы великолепны, Мишель, если б не разбрасывались комплиментами. Впрочем, барышням только этого и надо.
Вот так она поставила меня на место. Интересно, отчего она не выходит замуж? Ищет ли мужа по уму или по деньгам? Правда и у m―lle Бенуа был недостаток: неблагородное происхождение. Я знаю, что в наше время на это смотрят не так уж строго, и даже графы иногда ухитряются связать свою жизнь с балериной. Но предрассудки ещё никто не отменял: многие браки расстроились из-за протеста родных.
Завидное общество этой дамы с удовольствием разделял уже знакомый мне Иван Сергеевич Веригин. Этот крупный, полный мужчина из-за своих усов и круглого лица напоминал мне известный портрет Бальзака. Не знаю, насколько был деятелен Бальзак, но Веригин славился неторопливостью и основательностью. С дядей Феликсом он сошёлся потому, что занимался коллекционированием холодного оружия. Дядя, что ни говори, был новичком в этом деле. В его коллекции было штук шесть стилетов, но большой ценности они, в сравнении с коллекцией Веригина, не представляли. Другое дело – стилет, которым был убит Генрих III. Тут дядя обскакал Ивана Сергеевича: подобной редкости у него никогда не было.
Веригин встал и душевно сжал мне руку обеими руками. При этом он так тепло улыбался, что сходство с добрым Бальзаком было необыкновенное. Сегодня все так были рады моему приходу, что я стал побаиваться, не кроется ли здесь подвох. Предчувствия меня не обманули.
Появление Льва
Моя вторая тётя, без сомнения, знала, как добавить оживления в раут. Она с хитрой улыбкой подплыла ко мне и легонько потащила за локоть:
– Пойдёмте, Мишель, я представлю вас замечательному знатоку древностей.
Только при встрече я понял, какого она ожидала эффекта, и отчего некоторые гости улыбались, поглядывая на нас.
Елизавета Кондратьевна подвела меня к высокому, крепко сбитому лощёному господину. На вид ему было лет тридцать, но я мог и ошибиться: рассекающая бороду вертикальная полоска седины делала его старше своих лет. Коварные улыбки доброхотов сейчас же стали мне понятны: в петлице его смокинга красовался цветок анютиных глазок. Точно такого сине―жёлтого колера, как и в петлице моего костюма.
– Михаил Иванович Гальский – племянник Феликса Петровича. ― Тётя наслаждалась ситуацией.
Я поклонился, тщетно придумывая выход из конфуза.
– Лев Николаевич Измайлов ― наш хороший знакомый, интересующийся редким оружием, и обладатель дюжины талантов. ― Господин, ничуть не смущаясь, поклонился в ответ и улыбнулся.
Лиса Елизавета испытующе разглядывала нас обоих.
Я решил брать быка за рога, а затем спросить быка, как он себя чувствует:
– Похоже, что нас околдовала одна и та же цветочница…
Он ответил мне широкой улыбкой, отчего у глаз появились лучики―морщины:
– Похоже, что мы оба в ордене поклонников анютиных глазок. Мне кажется, что в нашей Анюте есть что-то от Дульсинеи.
– Чудесно, господа! ― Елизавета похлопала нам, невзначай продемонстрировав собравшимся изящные руки в длинных лиловых перчатках. ― А теперь: прошу всех в столовую! Прошу―прошу!.. ― приговаривала она, маня гостей высоко поднятой рукой.
Дядя Феликс со своей молодой женой замыслили этот обед, как триумф. И, надо признать, им это удалось. Хозяин дома встречал благодарную публику во главе стола. Гости радушно здоровались с ним, он что-то отвечал, но было ясно, что всё внимание присутствующих занимает футляр из красного дерева, лежащий по правую руку от триумфатора.
Феликс Петрович Лесков выглядел, как на параде: сухощавый старик в чёрном костюме и чёрном галстуке – он стоял очень прямо, хотя и не был офицером, как мой отец. Пробор посередине его светлых редких волос поблёскивал так же, как и его пенсне на тонком шнурке. Кончики длинных усов располагались точно параллельно полу.
Как вы догадались, вместе со мной было шестеро гостей, и я из природной скромности и с расчётом подчеркнуть родство замыкал шествие приветствующих цезаря.
– Рад вас видеть в добром здравии, дядюшка! ― воскликнул я, протягивая руку, и ничуть не покривив душой.
– Молодец, молодец, что пришёл! ― отозвался он своим низким голосом и, похлопывая меня по плечу, неожиданно наклонился и коснулся щекой моей щеки. Это было поразительно для моего скупого на чувства дяди, и мне показалось, что родственные узы кое-что для него значат.
Теперь мне удалось вблизи рассмотреть футляр, в котором, несомненно, прятался стилет. Изящная вещица вишнёвого цвета с прямыми рёбрами крышки и лёгким изгибом основания опиралась на стол четырьмя золотыми лапками. Прихотливо скрученная стальная ручка крепилась к крышке двумя золотистыми шариками. Накладка замочной скважины также была отделана позолотой. Своей щедрой основательностью футляр произвёл на меня благоприятное впечатление и напомнил по форме вытянутый ковчежец.
Дядюшка поймал мой взгляд, положил на футляр сморщенную руку и посмотрел на меня с многозначительной улыбкой. Это была его добыча, его миг торжества.
Дам сегодня не хватало. Четыре против шести. Именно поэтому я и Лев Николаевич оказались за столом рядом. Слева от меня сидела Ирина, чему я обрадовался, поскольку не хотел пикироваться с моим дорогим кузеном Игорем. Он добр ко мне tête―à―tête, но невыносим на людях.
Я положил себе три вида разноцветных салатов, три вида закусок, прислушиваясь к разговорам и потягивая аперитив «Габриэль». Ирина почти ничего не ела, и я размышлял, что же у них с дядей стряслось. Её светло―зелёное платье с пышными рукавами и белым жабо, казалось, подчёркивало бледность лица, обрамлённого русыми волосами. Она была всего лишь на год старше меня, и я искренне ей сочувствовал. Сегодня я не встретил дядиного секретаря – Александра Ланге, а ведь его всегда приглашали на семейные торжества. Отсюда я сделал вывод, что либо Ланге себя плохо чувствует, либо что-то плохое чувствует к нему дядюшка. Последняя догадка была вернее, и я не решился задать Ирине вопрос об этом. Пустое кресло в конце стола словно намекало, что кого-то не хватает…
Неожиданно Лев Николаевич обратился ко мне:
– Я вижу, вы голодны, ― произнёс он тихо.
Мне было неприятно, что он проник в мою тайну: с утра я действительно, ничего, кроме пирожного, не ел.
– У дяди неплохо кормят, ― отозвался я.― И поят.
– Да-да, неплохо, ― он просиял мне открытой улыбкой. ― Отлично!
Но я вдруг разозлился:
– И проявляют такт по отношению к гостям!
Измайлов вынул из петлицы цветок и положил на стол. Меня этот поступок удивил и почему-то успокоил.
– Я не хотел вас задеть, ― с сожалением в голосе сказал Измайлов. ― Моя беда и достоинство в том, что я многое подмечаю. Прежде этого требовала моя профессия, а теперь это вошло в привычку. Вы знаете старый русский гимн?.. И, не дожидаясь ответа, он тихо запел красивым баритоном:
― Лев Николаевич звякнул кончиком вилки по бокалу.
– Меня увлекают былинки жизни, ― заявил он и обезоруживающе улыбнулся.
Я вдруг почувствовал, что ранее никогда не встречал такого необычного и занимательного человека. И решил спросить, что ж за профессия у него была?
Приключения дяди Феликса
В этот момент дядюшка торжественно встал и, в свою очередь, требовательно постучал лезвием ножа по графину с клюквенной, дабы привлечь внимание почтенного собрания. Далее он поведал историю, которая поразила меня до глубины души.