15-го выехали в сторону Нинове (город в Бельгии на реке Дандр. – Пер.), затем Турне (бельгийский город в провинции Эно на реке Эско (Шельда. – Пер.), в Фраудмон (район в Турне, пригород. – Пер.), где проводим ночь на ферме. Дороги были забиты всевозможными транспортными средствами, как гражданскими, так и военными, блокировавшими нормальное движение и принуждавшими к бесконечным объездам. Пару раз низко над нами пролетал немецкий самолет, но не обстреливал на бреющем полете. Однако до нас доносились отдаленные глухие взрывы. Люди безапелляционно утверждали, что это бомбардировка Булони, Кале и Дюнкерка, однако я задаюсь вопросом – откуда они могут это знать?
16 мая, в 14:00, с помощью предусмотрительно розданных банкнот, мы пересекали французскую границу. По человеку в французской форме – не знаю какой, военной или таможенной, – на каждой подножке, и мы без проблем пробрались сквозь плотную, враждебно настроенную толпу. Это преимущество обеспечили деньги фирмы – платят за все; покупают все. Коррупция – даже в таких обстоятельствах! Задерживаемся на пару часов; остальные здесь уже со вчерашнего вечера!
Дороги с этой стороны границы забиты точно так же, как и с другой. Поток растянулся настолько, насколько может видеть глаз. Автомобили, повозки, пешеходы – все нагружены выше всякой меры. Я даже вижу погребальные дроги и повозки, которые тащат собаки. Много остановок и часто надолго. На обочинах вышедшие из строя автомобили, повозки со сломанными колесами или осями, развалившиеся или слишком перегруженные, и пешеходы, которые не могут дальше идти.
Во время одной из остановок, немного более длительной, чем остальные, мы становимся свидетелями невероятной сцены, кошмарного зрелища! В 20–30 метрах перед нами из своего автомобиля вылезает мужчина, намереваясь пойти через поле к ферме. Одет он в серый плащ, ему, видимо, не меньше 40 лет, и он довольно плотный. Из колонны раздается крик, затем еще несколько. Я не могу разобрать, что кричат люди, бросающиеся к оставившему колонну человеку. Затем понимаю: «Парашютист!»
Когда я, вместе с другими, осознаю ситуацию, я говорю, я кричу, я ору, что этот человек только что, прямо перед нами, вышел из машины! Жена человека в плаще всеми силами пытается объяснить людям, что это ее муж и что он направляется на ферму, чтобы достать для детей молока. Ничто не помогает! Десяток людей набрасываются на мужчину и бьют его. Дети рыдают, жена плачет и борется с обидчиками. Пожилые родители прижимаются друг к другу в автомобиле. Какая-то старая карга кричит, что она видела, как этот человек спустился с неба, что это парашютист! Это она заварила кашу, она первая закричала.
Никому в голову не приходит абсурдность происходящего. Будь он действительно парашютистом, сотни, может, даже тысячи людей увидели бы, как он спускается, да и парашют никуда бы не делся – ведь мы на открытой местности! Мужчина падает под ударами людей, продолжающих бить его, но никто не вмешивается, даже на словах.
Обходя автомобиль жертвы, с детьми и пожилыми родителями внутри, колонна движется дальше. Женщина на дороге рядом со своим мужем, убийцы забираются в свои машины. Каждый продолжает путь, как если бы ничего не случилось!
Кто виноват, что все эти люди оказались на дорогах, обезумевшие и сбитые с толку, кто виноват во всех этих трагедиях – потому что я удивился бы, если такое оказалось бы единичным случаем. Война и вторжение хорошее оправдание. Большинство правительств того времени, руководители стран, жаждущие управлять всем, ударились в панику. Они закончили тем, что поверили в собственную ложь, запугали самих себя. Лгали, сеяли панику, заставили всех этих людей заполнить дороги. И сбежали сами, в буквальном смысле слова, одновременно убегая от ответственности, но гораздо с большим удобством, нежели все эти несчастные люди!
Несколько месяцев спустя эти же самые люди поймут, что им нужно вернуться в свои дома, вернуться без страха! Восстанавливать страну – и это правда, что немцы кормили их на пути домой и даже снабжали бензином!
После этого эпизода мы добираемся до Дуэ (город на реке Скарп и канале Сансе на севере Франции), где находим какую-то еду, и продолжаем наше путешествие в Аррас (главный город французского департамента Па-де-Кале. – Пер.). Мы обедаем и, хорошенько отмывшись, находим временное жилье в доме неких очаровательных людей. Ночью город бомбит немецкая авиация, но меня будит английская зенитная батарея, расположившаяся позади сада. Каждый раз, когда она дает залп, дом сотрясается, а я подскакиваю. Утром знакомимся и завтракаем с зенитным расчетом. Обмениваемся адресами. Отличные ребята. По пути к железнодорожной станции видим пылающие здания Французского банка, пакгаузов и разрушенного жилого квартала.
Ну да, мы решили продолжать наш путь по железной дороге. Несмотря на вместительность и комфорт «Паккарда» генерального директора-президента фирмы, продолжать передвигаться в таких условиях невыносимо. На платформе железнодорожной станции, кишащей разношерстной толпой, навьюченной всевозможным багажом и всякого рода мешками, женщина нянчит ребенка, как если бы, кроме них, здесь никого не было. Поезда тоже битком набиты. Вместо них мы предпочли пассажирский состав с его весьма относительными удобствами, о котором нам только что сообщили. Поезд отправляется в Париж. Мы едем вместе с группой студентов.
В Париже мы провели несколько часов в отеле «Альтона» на улице Фобур-Пуассоньер, где больше не осталось номеров, в которых можно переночевать. Мой отец со своим коллегой отправились искать временное пристанище. Париж лихорадило. Первую часть ночи мы провели в баре отеля вместе с каким-то американским журналистом. Два или три раза звучали сирены воздушной тревоги, но никто не пытался найти укрытие. Закончили ночь в каком-то злачном баре, мы с сестрой – в борделе! Это все, что мы смогли найти для ночлега!
19-го, после недолгой ночевки, такси высадило нас у вокзала Аустерлиц, и в 6:30 экспресс помчал нас в Бордо, где мы договорились о встрече с секретарем и шофером с машиной. Прибыв вечером в Бордо, мы с огромным трудом нашли место для ночлега. Жрицы любви под боком, мы снова в борделе, где полным-полно блох.
20 мая мы позавтракали в «Мезон де Бразил» – «Доме Бразилии» (общежитие в парижском университетском городке. – Пер.). Одна группа снова отправилась на поиски пристанища, пока другая искала автомобиль. Мы нашли и то и другое – сторожку в доме барона «Икс», с чьих виноградников поставлялось вино для фирмы моего отца. Затем мы сняли помещение на улице Святого Северина, недалеко от базилики Святого Северина. Нам стало известно, что мы не сможем пересечь испанскую границу с архивами компании, поэтому решили остаться в Бордо, по крайней мере пока.
22 мая я отправился на вокзал Святого Жана, чтобы вступить добровольцем в бельгийскую армию. К моему бескрайнему удивлению, бельгийский и французский офицеры, которых я встретил там, отправили меня домой со словами: «Вы хотите продлить войну?» Ну нет, это в любом случае без меня! Здесь в офисе трудился юный бельгийский бойскаут, которого я сейчас уже не помню. Однако случится так, что я повстречаю этого парня в 1942 году на Восточном фронте, в совсем другой форме! Это наш друг, Фредди Ж.
В один из последующих дней я отправился на биржу труда в надежде найти какую-нибудь работу, чтобы делать что-то полезное, но все впустую. То же самое происходило и в Национальном обществе юго-западной авиационной промышленности, и в других фирмах, которые публиковали объявления о найме на работу. Они говорили, что не доверяют «бошам с Севера»! (Бош – презрительное прозвище немцев во Франции. – Пер.) И это называется они «нанимают»!