С тех пор и до самого конца моего временного пребывания в Бордо я проводил время в прогулках – к площади Кинконс, в парк Кодерана (пригород Бордо. – Пер.), вдоль линии причалов, где был пришвартован пассажирский корабль Бельгийской мореходной компании, на площадь Шапо-Руж и в другие общественные места. Также я часто наведывался в дом моей французской тетушки, которую мы встретили здесь; кузина и кузен становились моими частыми спутниками в этих экскурсиях. Я не видел их с самого детства. Во время нашего пребывания в Бордо город бомбили, и несколько бомб упали на квартал Святого Северина, где живем мы. Если не ошибаюсь, было трое или четверо убитых и несколько раненых.
Я мог бы с легкостью привести множество подробностей, но они не имеют существенного значения, за исключением одной, поразившей меня. 22 июня, в день прекращения боевых действий, или чуть раньше я увидел на другом берегу Гаронны немецкие войска, в основном танки. Танкисты подогнали машины к берегу, чтобы помыть их. Они мылись сами и брились, пристроив зеркала на броне. Со своего берега мне было прекрасно видно, что происходило на другом. Если я правильно помню, то на этом основании я сделал вывод, что немецкие войска войдут в город на следующий день.
В тот день в центре города собралась толпа, чтобы поглазеть на вступление этих войск. Должен заметить, что они хорошо выглядели и произвели на жителей Бордо благоприятное впечатление. Отлично одетые, отлично экипированные. Какой контраст с войсками союзников, которых я до этого видел, – возможно, за исключением англичан, они, несомненно, выглядели менее небрежно, но чьи шлемы и униформа казались мне довольно нелепыми. Естественно, я не осмеливался произнести этого вслух, однако стоявшие рядом жители Бордо, не смущаясь, громко выражали свое восхищение.
С оркестром впереди танки, мотоциклы, конница и пехота проходили маршем в таком идеальном порядке, какого я не видел ни в одной армии, за исключением, быть может, русских, но это уже значительно позже. Толпа вокруг меня не верила своим глазам. Это впечатляло сверх всякой меры!
В последующие дни можно было видеть военных, прогуливающихся по городу, осматривающих памятники и достопримечательности, заглядывающих в магазины. Никакой вольности в одежде или поведении, во всем предельно вежливые, они передвигались небольшими группами по два-три человека с такой дисциплинированностью, которая превосходила все, к чему мы привыкли. Таково было мое первое знакомство с немецкими войсками, и такими были мои первые впечатления.
В начале сентября мой отец решил вернуться в Бельгию. Немцы, естественно, снабдили его автомобиль бензином, но мы вернемся домой по железной дороге. В Брюсселе мы появились 8 или 9 сентября, и в дороге нас кормил немецкий Красный Крест. Мои братья вернулись из армии, и тот, что еще не женат, жил в нашем доме.
В последующие дни у меня несколько причин для удивления. На улице я встретил соседа в моем галстуке и рубашке! Вместе с одеждой исчезло еще несколько предметов. Удивление быстро прошло, и мой отец не хотел, чтобы я разбирался с соседом по этому поводу. Когда мы уезжали во Францию, отец доверил ключи от дома одному из соседей, на тот случай, если вернется мой брат. Перед своим отъездом этот сосед оставил ключи другому соседу, тому, кто обновил свой гардероб за мой счет. Позднее я узнал, что этот человек вступил в движение Сопротивления и был за это награжден, но тогда, в 1940 году, я никак не мог считаться коллаборационистом. Таким образом, он боролся на стороне Сопротивления еще до того, как оно было создано, и, несомненно, принимал превентивные меры.
Все это никак не мешало возвращению к более или менее нормальной жизни. Несколько дней спустя я возвратился к изучению агрономии, но быстро понял, что утратил к ней интерес. Я закончил школу четыре месяца назад. Четыре месяца я жил в условиях полной свободы! И теперь время шло к началу марта 1941 года.
В этот период я восстанавливал свои прежние дружеские связи и отношения, то, чем я занимался раньше, и наконец присоединился к движению, которое возобновило свою деятельность. Были созданы Formations de Combat – Боевые подразделения (FC). Таким образом я перешел из Cadre actif de Propagande – Отдела пропаганды (CAP) в FC. Тренировки проходили на ферме Сент-Элой, принадлежащей лейтенанту Руле, куда однажды заявлялся королевский прокурор, намеревавшийся запретить эти собрания. Мы встречались в Центре Сен-Жосс, на шоссе Лёвен и знакомились с боевыми искусствами на улице Мерселе, а в «Зоннеке», в Одергеме, получили первые уроки бокса. У меня не было проблем с возвращением к своим политическим воззрениям.
Колебания, трусость, политические «пируэты» и развороты на 180 градусов тех, кто отвечал за нашу страну в тот период военных действий, приверженность предвоенной позиции – я со всей определенностью имею в виду наших министров, которые прославились за такое поведение во Франции, а также тех, о ком с тех пор никто и никогда не слышал! И все продолжалось в том же самом духе.
Мы тоже должны были возобновить свою деятельность или следовать выбранному курсу. Во всем остальном подавляющее большинство населения поддерживало короля и с презрением относилось к политиканам, которые посмеялись над ними и своими преступными действиями во Франции ввергли Бельгию в позор. С другой стороны, население не видело в дисциплинированных, дружелюбных немецких солдатах негодяев, какими их часто изображали. Все соглашались с тем, что в качестве «оккупационных войск» они ведут себя вполне достойно, зачастую значительно лучше, чем до них «союзные» войска, призванные в Бельгию в качестве подкрепления. У меня нет намерения обвинять всех союзных или бельгийских солдат, которым, возможно, не хватало твердого руководства, но более всего дисциплины. Я излагаю лишь то, что чувствовал в это время, что слышал, использую те же самые слова, и не более того. И даже сейчас мне никто не возражает! Вот как народ Бельгии реагировал на события того времени.
Поскольку, не считая самого факта вторжения, у нас не было причин ненавидеть оккупантов, необходимо было создать определенную атмосферу, спровоцировать ненависть, что оказалось несложно. Так, спустя некоторое время из Лондона пришли обращения с призывами – призывами к убийствам, саботажу, всеобщему террору. Среди провокаторов ведущую роль сыграл Виктор Де Лавеле. Стоит ли удивляться, что тогдашний терроризм породил терроризм нынешний! С какой стати все, что было дозволено вчера, что считалось правильным и даже рекомендованным в то время, внезапно закончилось бы? Адский процесс был запущен, и ничто не смогло бы остановить его! Эти акции, противоречившие Гаагской и Женевской конвенциям, неизбежно вызвали реакцию, сначала в виде предупреждений, а затем уже репрессий. И тогда началась бесконечная череда событий, которых не желали ни население, ни оккупанты, но которую спровоцировали «подстрекатели к преступлению» из Лондона. А эти шакалы, находясь в безопасности в Лондоне или где-то еще, только радовались происходящему.
Я сделал следующий шаг. Испытывая любопытство к происходящему в мире, я в еще большей степени интересовался Германией, когда обстоятельства привели меня туда. Мысль отправиться и самому все увидеть постепенно овладевала мной, потом захватила полностью. А от этого всего шаг до принятия решения. Возможно, так распорядилась сама судьба, но я до сих пор спрашиваю себя – мог ли я не желать этого? Своевременное отчисление меня из школы только упростило дело, если не считать моего бурного объяснения с отцом. Разумеется, он хотел предотвратить выполнение моих планов, но при этом считался с моей решимостью. Не делая ничего для облегчения моего отъезда, но и ничем не препятствуя ему. Мы уже подобрались к концу марта 1941 года.