Одним словом, кто из патриархов, кто из пророков или какой левит, священник или правитель, а в более поздние времена какой апостол или благовестник, или епископ носил венок? Я полагаю, что ни сам Божий храм, ни ковчег завета, ни скиния, ни светильник [не были увенчаны венками], хотя и во время первого торжества по случаю их освящения, и в честь второго радостного дня в честь их восстановления их можно было бы украсить венками, если бы это было достойно Бога (Езд. 5:11; 1 Кор. 10). Однако же, если эти предметы были нашими прообразами, – потому что мы суть и храмы, и алтари, и светильники, и сосуды Божьи, – то они также ярко предвозвестили и это: не должно Божьему народу украшаться венками. Образу должна всегда соответствовать истина. Если же ты, быть может, возразишь, что и сам Христос был увенчан венцом, то на это ты услышишь короткий ответ: «Надеть такой венец тебе позволительно». Однако [Божьему] народу не был знаком тот венец оскорбительного бесчестия. Его придумали римские солдаты, переняв это от мирских практик. В народе же Божьем никогда не было такого, чтобы во время государственных торжеств или празднования изобилия выращенных даров, разрешалось [ношение венков].
Теперь, перед тем, как приступить к [рассмотрению] причин [использования] солдатских венков, я считаю необходимым тщательно изучить вопрос: подобает ли христианину вообще заниматься военным делом? Разве мы верим, что к богоугодному обещанию позволительно добавлять человеческую присягу на верность и тем самым слушаться второго господина кроме Христа?
А также клятвенно отрекаться от отца и матери, и всех близких[9], которых даже закон предписывает чтить и любить во вторую очередь после Бога (Исх. 20; Лев. 19), и которых даже Евангелие также уважило (Мф. 26:11), только Христу воздав большие [почести] (1 Кор. 6, 8; Мф. 5)?
Допустимо ли вести жизнь меченосца, в то время как Бог возвещает, что тот, кто воспользуется мечом, от меча и погибнет? И может ли сын мира участвовать в битве, если ему не положено [даже] ссориться? И [как] он будет ввергать в узы и в тюрьму, пытать и приводить в действия наказания, когда он не [должен] сам мстить за нанесенные ему обиды? Может ли он стоять в карауле и охранять других, больше чем Христа, или делать это в День Господень [т. е. воскресенье], когда он даже для Христа этого не делает? И будет ли бодрствовать перед храмами, от которых отрекся? И обедать там, где неугодно апостолу (1 Кор. 8:10)? И будет ли защищать по ночам тех [демонов], кого днем изгонял с помощью молитв, и засыпать, опираясь на копье, которым был пронзен бок Христа (Ин. 19:34)? Понесет ли он также военное знамя, соперничающее с Христовым? И потребует ли приказа от своего командира тот, кто уже получил его от Бога? Когда же он умрет, будет ли потревожен трубой горниста тот, кто ожидает, что будет разбужен трубой ангельской? И будет ли предан огню согласно воинскому обычаю [умерший] христианин, тот, кому [и живому] не разрешалось возжигать [жертвоприношения], и ради кого Христос принял на себя огненное наказание? Сколь же много иных обязанностей, связанных с воинской службой, которые можно счесть за правонарушения, следует признать преступлениями [с точки зрения христиа нина]? Переносить само почетное имя [христианина] из крепости света в крепость тьмы является преступлением.
Безусловно, те, кого вера нашла после их вступления в воинское звание, находятся в ином положении, похожем на то, в каком были те [воины], которых Иоанн допускал к крещению (Лк. 3:3), и один из наиболее верных сотников, о котором одобрительно отзывается Христос (Мф. 8), и которого наставляет в вере Петр (Деян. 10). Но в тоже время после принятия веры и ее запечатления [божественной крещальной] печатью следует либо немедленно оставить [военное дело], как многие и сделали, либо [продолжая им дальше заниматься] всеми возможными способами изворачиваться, чтобы не совершить что-либо противное Богу, – то, что не разрешается и за пределами воинской службы, – либо, наконец, стоит ради Бога твердо сносить то, что беспристрастно назначила ему языческая вера [в качестве наказания]. Потому что нахождение на военной службе не гарантирует ни ненаказуемости за преступления, ни освобождения от мученичества.
Никоим образом христианин не меняет своей сущности. Одно Евангелие и один и тот же Иисус, Который отречется от всякого, кто отречется [от Него], и Который исповедает всякого, кто исповедует Бога, и Который спасет душу, отданную за Его имя; и напротив, Он погубит ту [душу], которая была сохранена ради выгоды, но [выступала] против Его имени (Мф. 10:39). Для Него воин настолько является верным мирным жителем, насколько мирный житель является верным воином[10]. He существует необходимости или принуждения к совершению проступка – существует одна необходимость: не совершать проступков. [Возможно] кто-либо принуждаем под давлением, с помощью пыток или [иных] мучений, к совершению жертвоприношения и непосредственному отречению. Однако [наше] учение не проявляет снисхождения к такого рода принуждению, потому что существует необходимость еще более могущественная, чем [кажущееся неизбежным] намерение избежать страданий и исполнить долг, – необходимость страшиться отречения и пройти [путь] мученичества. Как бы то ни было, такого рода отговорка уничтожает саму суть [нашего] таинства тем, что ослабляет узду, сдерживающую от совершения грехов по своей собственной воле. Ведь тогда можно будет поставить в один ряд желание и необходимость, когда, надо полагать, имеется какое-либо принуждение.
В лучшем случае считай, что заниматься военным делом позволительно, но только пока не дойдет до необходимости ношения венка[11].
Но прежде всего скажем кое-что о самом венце. Лавровый венок посвящен Аполлону и Вакху – первому как богу оружия, а второму – как богу триумфальных шествий. Когда же войска увенчивают себя масличными ветвями, это – идолопоклонство в честь Минервы, также богини оружия, которая, однако, была увенчана [ветвями] этого дерева по случаю заключения мира с Нептуном. В таком [ракурсе] суеверное почитание солдатского плетеного венка – [это практика] полностью порочная и все порочащая, так как все [, что соприкасается с этой практикой] уже по этой причине бесчестится.
Тот же лавровый венок предписано надевать во время раздачи денежных подарков [, которые иногда даются воинам от имени цезаря, откуда] становится очевидным, что идолопоклонничество не бескорыстно – оно предлагает продать Христа за несколько золотых монет, как Иуда – за несколько серебряных (Мф. 26). И тогда получится, что [поскольку написано: ] «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24), маммоне протягивают руку, а от Бога отступают? И не получится ли, [посколь ку написано: ] «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21), что и человека Богу не посвящают, и у цезаря динарий отбирают? Разве тот, кто надел на свою голову этот предмет, не обвиняет сам себя? [Христианину] настолько чуждо взгромождать на свою голову – даже, можно сказать, на самого Христа, так как «всякому мужу глава Христос» (1 Кор. 11:3) – предмет, служащий делу идолопоклонничества!
Так что, если это возможно, отплати Ему соответствующим образом, поскольку Он отдал Свою голову за твою, или не украшай свою голову венком из цветов, если не можешь [принять венок] из шипов[12]. Служи Богу [так, чтобы] то, что принадлежит Ему осталось незапятнанным. Он Сам, если пожелает, наградит его венцом. Более того, этого Он и желает, и к этому призывает, говоря: «Побеждающему дам венец жизни», так что ты «будь верен до смерти» (Откр. 2:7, 10). Ты же хорошо сражайся в бою, наградой в котором будет тот венец, который по заслугам твердо надеялся получить апостол [Павел] (2 Тим. 4:7-8).