– В старших классах я прочитала «Джейн Эйр», «Ярмарку тщеславия», «Большие надежды»[18] и тому подобное, – продолжала Имми. – Там уже, я бы сказала, описывались амбициозные сироты.
– Это же книги, которые ты мне давала, – вспомнила Джул.
– Да. Скажем, в «Ярмарке тщеславия» Бекки Шарп – бездушная, расчетливая машина. Она ни перед чем не остановится. Джейн Эйр бьется в истерике и постоянно чем-то недовольна. Пип из «Больших надежд» все время все путает и стремится разбогатеть. Все они хотят лучшей жизни, гонятся за ней, но их нравственность вызывает вопрос. Вот чем они интересны.
– Мне они уже нравятся, – сказала Джул.
Имми поступила в колледж Вассара[19], куда ее приняли по результатам блестящего эссе о тех самых персонажах. Она сама признавалась, что учиться не очень-то и хочет. Потому что терпеть не может, когда ей что-то навязывают. Если профессора задавали читать древних греков, она этого не делала. Точно так же, как отказывалась читать Сьюзен Коллинз[20] по совету своей подруги Брук. И когда мать сказала, что учиться надо усерднее, Имми вообще бросила колледж.
Конечно, Имми оставила Вассар не только потому, что на нее давили. Все оказалось гораздо сложнее и запутаннее. Но свойственное Пэтти Соколофф желание контролировать все и вся, безусловно, сыграло свою роль.
– Моя мать верит в американскую мечту, – заявила Имоджен. – И хочет, чтобы я тоже верила. Ее старики родом из Беларуси. Они полностью купились на эту ерунду. Мол, здесь, в США, любой может достигнуть небывалых вершин. Неважно, с чего ты начал, но в один прекрасный день ты сможешь управлять страной, разбогатеть, обзавестись собственным особняком. Верно?
Этот разговор состоялся тем летом, на Мартас-Винъярде. Джул и Имми загорали на пляже Мошап, расположившись на большой хлопковой подстилке.
– Красивая мечта, – сказала Джул, закидывая в рот картофельные чипсы.
– Семья моего отца тоже на нее повелась, – продолжила Имми. – Его бабка с дедом приехали из Польши и поначалу жили в многоквартирном доме. Потом его отец сколотил небольшое состояние и приобрел магазин деликатесов[21]. Мой отец должен был подняться еще выше, первым в семье поступить в колледж, что он и сделал. Стал известным адвокатом. Родители безмерно им гордились. Для них все умещалось в простую схему: оставь позади бывшую родину и открой для себя новую жизнь. И если ты не сможешь осуществить американскую мечту, за тебя это сделают твои дети.
Джул любила слушать Имми. Она никогда не встречала кого-либо, кто бы говорил так свободно. Монологи Имми казались сбивчивыми и бессвязными, но вместе с тем в них слышались любопытные и глубокие мысли. Она даже не задумывалась, что может наговорить лишнего, как и не старалась оттачивать фразы. Просто выплескивала все, что хотела, как человек, который сам задается вопросами и отчаянно хочет, чтобы его выслушали.
– Земля возможностей, – сказала Джул, просто чтобы посмотреть, в какую сторону вырулит Имми в своем спиче.
– Это то, во что они верят, но я не думаю, что так оно и есть на самом деле, – ответила Имми. – Скажем, достаточно минут тридцать посмотреть местные новости, чтобы убедиться в том, насколько больше возможностей существует для белых. И для тех, кто говорит по-английски.
– И для тех, кто говорит с таким акцентом, как у тебя.
– Ты имеешь в виду, с акцентом Восточного побережья? – уточнила Имми. – Да, думаю, да. И еще для физически здоровых, не инвалидов. О, и, конечно же, для мужчин! Мужчины, мужчины, мужчины! Мужчины по-прежнему расхаживают по Соединенным Штатам, как по огромной кондитерской, где все торты предназначены только им. Тебе так не кажется?
– Я не позволяю им раскатывать губы на мой торт, – ответила Джул. – Черт возьми, это мой торт, и я съем его сама.
– Да. Ты бьешься за свой кусок пирога, – сказала Имми. – И получаешь шоколадный торт с шоколадной глазурью из пяти коржей. Но для меня главное не это – можешь называть меня глупой, но я не хочу никаких тортов. Я, может, вообще не голодна. Я просто пытаюсь быть собой. Существовать и наслаждаться тем, что меня окружает. Я знаю, что это роскошь, и мне, наверное, чертовски повезло обладать такой роскошью, но я пытаюсь ценить это, люди! Позвольте мне просто быть благодарной за то, что я здесь, валяюсь на этом пляже и не чувствую, что должна постоянно куда-то стремиться.
– Я думаю, что ты ошибаешься насчет американской мечты, – возразила Джул.
– Нет, не ошибаюсь. Почему ты так решила?
– Американская мечта требует действий, героических усилий.
– Ты серьезно?
– Американцы любят воевать, – сказала Джул. – Мы хотим менять законы или нарушать их. Нам нравятся вигиланты[22]. Мы без ума от них, верно? От всех этих супергероев, фильмов вроде «Заложницы»[23] и прочих авантюр. Мы все готовы ринуться на запад и оттяпать землю у тех, кому она принадлежала раньше. Линчевать так называемых плохих парней и бороться с системой. Вот что такое американская мечта.
– Скажи это моей маме, – фыркнула Имми. – «Здравствуйте! Имми хочет вырасти и стать мстителем, а не промышленным магнатом». Посмотрим, что из этого получится.
– Я поговорю с ней.
– Хорошо. Это очень поможет. – Имми усмехнулась и, перекатившись на пляжном одеяле, сняла солнцезащитные очки. – У нее совершенно бредовые идеи насчет меня. Скажем, в детстве мне совсем не помешало бы иметь парочку друзей – таких же приемных, чтобы я не чувствовала себя одинокой или какой-то ущербной, ну и все в таком роде, но тогда мама стояла на своем: Имми в порядке, она в этом не нуждается, мы такие же, как все другие семьи! Потом, пятьсот лет спустя, когда я уже училась в девятом классе, она прочитала статью в журнале про усыновленных детей и решила, что мне нужно подружиться с той девчонкой, Джоли, которая недавно поступила в Гринбрайар.
Джул вспомнила ее – она видела эту девушку из Американского театра балета на празднике по случаю дня рождения Имми.
– Моя мама мечтала, что мы станем близкими подругами, и я честно пыталась, но та девчонка явно меня невзлюбила, – продолжала Имми. – У нее были голубые волосы. Круче, чем у тебя. Она дразнила меня за любовь к бездомным кошкам и чтение «Хайди», высмеивала музыку, которая мне нравилась. Но моя мама упорно звонила ее маме, а та звонила моей, и они строили планы для нас обеих. Короче, придумали себе всю эту хрень насчет нашей сиротской связи, которой никогда не существовало. – Имоджен вздохнула. – Грустные воспоминания. Но потом они переехали в Чикаго, и моя мама успокоилась.
– Теперь у тебя есть я, – сказала Джул.
Имми протянула руку и коснулась затылка Джул.
– Теперь у меня есть ты, и с тобой моя психика явно улучшилась.
– Здоровая психика – это хорошо.
Имми открыла сумку-холодильник и достала две бутылки домашнего холодного чая. Она всегда приносила на пляж напитки. Джул не нравилось, что в чае плавают ломтики лимона, но все равно сделала несколько глотков.
– Тебе идет короткая стрижка, – заметила Имми, снова коснувшись затылка Джул.
Приехав домой на зимние каникулы после первого семестра в Вассаре, Имоджен кинулась рыться в картотеке Гила в поисках документов об удочерении. Найти их оказалось нетрудно.
– Мне казалось, что эти бумаги помогут мне получить некоторое представление о моей личности, – сказала она. – Словно знание имен и обстоятельств объяснит, почему я была так несчастна в колледже, или вернет мне ощущение корней, чего у меня никогда не было. Но нет, чуда не произошло.
В тот день Имми и Джул приехали в Менемшу, рыбацкую деревушку неподалеку от дома Имми на Мартас-Винъярде. Они вышли на каменный пирс, который простирался далеко в море. Чайки кружили над головой. Море плескалось у самых ног. В этом году они сравнялись в росте. Имми и Джул сидели на камнях, и их тела, намазанные солнцезащитным кремом, блестели на солнце.