Общество в целом принимало и уважало власти. Нас так воспитывали, особенно это касалось тех, кто проживал в сельской местности вдали от больших городов. Существовали строгие правила поведения в обществе. Представитель власти давал разрешение на все: начиная с женитьбы и заканчивая переменой места жительства. Общественные протесты были редки. В сравнении с частыми и масштабными протестами нашего времени на них можно было тогда вообще не обращать внимания.
Когда в 1930-х гг. все же устраивались демонстрации, они ограничивались крупными городами, и их организовывали политические партии, такие как нацистская и коммунистическая. Большинство немецких граждан даже и не помышляли выйти на улицу, чтобы маршировать и выкрикивать партийные лозунги. Такое большое количество протестующих и выходящих на демонстрации людей, как в современной Германии, трудно было представить в то время.
Задолго до прихода нацистов к власти военная верхушка Германии привила народу уважение к порядку и власти, к каждому общественному институту: семье, школе, церкви, суду и всему прочему. Когда мы готовились к службе в армии, инструкторы учили нас дисциплине и повиновению. Мы исполняли приказы наших офицеров беспрекословно, несмотря на любую цену, которую за это придется заплатить.
Немецкий народ, в свою очередь, относился к военным в своей стране с уважением, оказывая им патриотическую поддержку, подобно тому как в Соединенных Штатах американцы в наше время уважительно относятся к своей армии. Во время войны патриотические речи и собрания, пропагандистские плакаты и фильмы, сбор средств, в том числе драгоценных металлов, для производства оружия и боеприпасов и, косвенно, даже бомбардировки, осуществляемые союзными державами, способствовали укреплению единства между народом Германии внутри страны и немецкими войсками, сражавшимися за ее границами. Таково было состояние общества, которое сделало Германию столь сильной во время Второй мировой войны.
Семейное наследие
Я вырос на ферме.
Мой дед со стороны матери Готтлиб Маттис был учителем в школе, в которой был всего один класс, но встреча с моей бабушкой Луизой Шульц изменила его жизнь. Родители Луизы имели ферму в 80–100 гектаров, которой их семья владела с начала 1700-х гг. Когда в 1889 г. мои дедушка и бабушка поженились, он оставил работу учителя и начал управлять фермой, потому что отец Луизы был преклонного возраста, а в ее семье не было мужчины, который мог унаследовать ферму.
Моя мать Маргарет Маттис родилась у них в 1896 г. Вместе со старшим братом и младшей сестрой она выросла на ферме в небольшой деревеньке Пюгген, разительно похожей на другие такие же городки и деревни, что оживляют европейский пейзаж. Расположенная среди волнистых холмов сельскохозяйственного района Альтмарк в северной части Центральной Германии, на полпути между Ганновером и Берлином, деревня насчитывала около двухсот жителей. К северу от нее простирался сосновый лес, а с юга к ней подступали луга.
Как и в других немецких деревнях, дома в Пюггене с окружавшими их хозяйственными постройками занимали центральное место, со всех сторон их окружали фермерские земли. Ближайшая железнодорожная станция, магазины и полицейский участок находились в больших соседних деревнях, до ближайшей из которых было около 3 километров.
Родившийся в 1892 г., мой отец был вторым сыном в семье Люббеке. У него был старший брат и семь сестер. Они жили на большой ферме с 400 гектарами земли, которой они владели с начала XVIII в. Она была расположена в деревне Хаген, ставшей теперь частью Люнебурга. Поскольку тогдашний закон о первородстве предусматривал передачу всей фамильной собственности после смерти отца семейства старшему сыну, мой отец уехал из Хагена, поработав в должности управляющего на нескольких фермах в Северной Германии.
Во время Великой войны 1914–1918 гг., позже названной Первой мировой войной, мой отец был призван в кавалерию, что было обычным делом для нетитулованного мелкопоместного дворянства. Его служба началась во 2-м Ганноверском драгунском полку № 16, размещавшемся в Люнебурге. Моя мать в это же время помогала собирать рождественские посылки для солдат, принимая участие в общенациональном движении помощи фронту. Получив такую посылку, мой отец написал в ответ письмо. Так началась между ними переписка, что позже привело к свадьбе.
В конце 1917 г. мой отец получил ранение в ногу и был комиссован. Хотя он был вынужден вплоть до своей кончины носить особую обувь, вскоре он снова был здоров настолько, что мог снова приступить к работе. Он занял место управляющего большим поместьем в более чем 800 гектаров земли в Дромфельде близ Гёттингена в Центральной Германии. Мой отец также рекомендовал работодателю мою мать для ведения домашнего хозяйства, что, конечно, дало ему возможность узнать ее лучше и с этой стороны.
В то время как моему отцу просто повезло получить такое место, для немецких девушек, выросших на небольших фермах, было обычной практикой, оставив на время свой дом, поработать пару лет в больших поместьях. Помимо того что они получали необходимые навыки для ведения собственного будущего хозяйства, это также давало молодым женщинам возможность встретить своего избранника за пределами своего обычного окружения.
Приехав на ферму в Дромфельд, моя мать увидела отца первый раз в жизни. Их чисто дружеские отношения постепенно переросли в любовь. Через полгода они были помолвлены.
После свадьбы, состоявшейся в октябре 1919 г., они поселились на ферме в Пюггене. Старший брат моей матери умер из-за заболевания, полученного в ходе боевых действий в России в Первой мировой войне. Мать становилась единственной наследницей. Мой дед разрешил моему отцу управлять фермой, поскольку тот имел в этом богатый опыт.
Отец был управляющим на больших по количеству земли фермах, и ему было непросто приступить к хозяйствованию на небольшой ферме в Пюггене. Несмотря на то что для небольших фермеров в Германии было обычной практикой участвовать в сельскохозяйственных работах вместе с нанятыми работниками, мой отец был непривычен к ручному труду, хотя и был физически сильным человеком.
Освоиться в новых условиях стало для него настоящим вызовом, но он был замечательным организатором, и у него была возможность управлять фермой так, как он считал нужным, не позволяя какого-либо вмешательства в его дела. Обычно отец и дед вырабатывали единый подход к ведению хозяйства и сохраняли хорошие отношения. Отец всегда был готов помочь своим соседям, хотя временами с ним было трудно ладить; он предпочитал действовать независимо, когда это было возможно.
Поскольку я родился 17 июня 1920 г. через восемь с половиной месяцев после свадьбы моих родителей, родственники отца добродушно подшучивали над ним по поводу моего раннего появления на свет. Будучи первым в семье ребенком, я получил имя отца – Вильгельм Люббеке. Вослед мне появился брат Иоахим, за ним сестра Эльза, но они умерли, заболев, в раннем возрасте.
Братья-близнецы Отто и Ганс появились через пять лет после моего рождения. В 1928 г. родился Герман. Сестра Марлен родилась в 1930 г., почти десять лет спустя после меня. После того как у родителей в 1934 г. родилась дочь Криста, они не планировали больше иметь детей.
Поэтому настоящей неожиданностью стала новая беременность матери. В 1937 г. родилась моя самая младшая сестра Маргарет. Я был в состоянии замешательства и возмущения. Мне исполнилось 17 лет, и я уже назначал свидания. Даже став ее крестным отцом по настоянию родителей, мне было трудно принять тот факт, что моя мать все еще могла иметь детей.