В нашей семье для меня и братьев с сестрами самым близким человеком была мать, которая глубоко любила всех нас. В отличие от отца она верила в Бога; она всегда находила время на чтение Библии и молитву. Ее открытая натура сдружила ее со всеми жителями нашей родной деревни. Каждое дело она доводила до конца, прикладывая все усилия, чтобы все было сделано как надо. Она была скромным тружеником и никогда не жаловалась, выполняя тяжелую сельскую работу. Притом что мать сыграла решающую роль в формировании наших взглядов, оба родителя приучили нас жить самостоятельно и самим заботиться о себе.
Работа на ферме
Теплые воспоминания о детских годах, проведенных в Пюггене, переполняют меня, хотя фермерская жизнь и была нелегкой. Я был часто занят на подсобных работах после школы. В горячую пору сезонных работ на ферме все мое свободное от занятий время я помогал родителям. Перерывы случались в 6 часов на завтрак и в восемь на ужин.
В отсутствие тракторов, грузовиков и других средств механизации, мы полагались только на человеческую силу и восемь лошадей. На время повседневных работ нам помогали в поле и уходе за скотом нанимаемые отцом два-три поденщика. Осенью для уборки урожая пшеницы, ячменя, ржи, картофеля и сахарной свеклы нанимали уже от пяти до десяти рабочих. Нам также приходили на помощь наши соседи.
Мы выкапывали свеклу вручную, а когда косили пшеницу, ячмень и рожь по краям наших полей, то применяли машину, похожую на современный комбайн, которую тянули лошади. Этот «комбайн» помогал нам убирать урожай. Он скашивал зерновые, и из нутра машины выскакивали связанные в снопы колосья. Мы следовали за ней по полю и через каждые 6 метров ставили снопы вертикально, формируя стога из пятнадцати – двадцати снопов.
Чтобы накормить в страдную пору пятнадцать и больше рабочих, приходилось много трудиться на кухне. Все продукты для готовки пищи нам давали наши сады и огороды. Два раза в месяц дом наполнял запах свежеиспеченного хлеба. Мать полдня топила выложенную кирпичами печь заготовленными заранее дровами, а затем ставила в нее хлебы из ржаного теста, выпекая до дюжины больших ковриг. Хотя они и весили от около трех до трех с половиной килограммов, надолго их все равно не хватало.
Наш домашний скот предназначался в основном на продажу, однако часть его мы оставляли для собственного пользования. Забивали крупную скотину раз в год, а несколько свиней из стада в 100–200 голов три-четыре раза в год. Так как холодильников не хватало, мы делали из мяса колбасу и сосиски, а также коптили его и засаливали.
На лугах, окружавших деревню, паслось от пятнадцати до двадцати наших коров. Не все пастбища были огорожены, и надо было следить за скотиной, чтобы она не зашла на чужой выгон. Когда мне исполнилось 10 лет, отец начал приучать меня к простой работе – следить за коровами. Несмотря на то что удовольствия от этого занятия было мало, все же это было лучше, чем постоянно чистить коровник от навоза.
Как-то, убрав урожай, выгнали коров пастись, и я занял свое место на краю поля. Я лежал на спине среди густой, выросшей до более полуметра травы, обвеваемый прохладным тихим ветерком, и смотрел на проплывавшие надо мной облака. Время текло незаметно. Так продолжалось до 5 часов, пока в небе не появлялся трехмоторный пассажирский «Юнкерс», следовавший в одно и то же время по своему маршруту. Это означало, что рабочий день окончен.
Однажды я неожиданно для себя задремал, лежа в траве. Коровы без присмотра зашли на соседнее пастбище, что было серьезным нарушением деревенского распорядка. Когда отец узнал о моем проступке, мне сильно досталось: «Как ты мог допустить такое? Теперь я должен идти объясняться с соседом». Мой десятилетний возраст во внимание не принимался.
Кроме полей, лугов и огородов моя семья владела большими яблоневыми садами. После школы или во время каникул я часто лазил на деревья за яблоками. Во время работы я распевал песни и грыз яблоки, и жизнь казалась мне замечательной. Только позднее я понял, какие усилия постоянно прилагали родители, чтобы хозяйство процветало.
Церковь и школа
Многие немцы были католиками, но наша семья жила в области, населенной лютеранами. В юности религия была для меня больше обязанностью, чем духовным утешением. Несмотря на то что моя вовлеченность в церковные дела была не столь ярко выражена в молодые годы, как это проявилось позднее, вера играла более важную роль в моей жизни, чем у других немцев.
Мой отец был не столь религиозен, как моя мать и ее родители, бывшие прихожанами лютеранской церкви и глубоко верующими людьми, что повлияло на наше духовное воспитание. Да, мы читали и изучали Библию в подростковом возрасте, но настоящее религиозное образование мы вместе с моими братьями и сестрами получили дома и в конфирмационных классах церкви. Нас приучали, следуя библейским наставлениям, говорить правду и трудиться в поте лица своего, всегда со вниманием относиться к нуждам окружавших нас людей и помнить, что по отношению к ним у нас есть обязательства.
Поскольку лютеранский пастор обслуживал одновременно несколько соседних деревень, он служил в Пюггене каждое второе воскресенье. Наши родители и мы, дети, празднично одетые, шли утром в воскресенье в небольшую деревенскую церковь Пюггена. В церкви мы садились на наши семейные скамьи и вместе с тридцатью-сорока прихожанами других шести-семи местных семейств участвовали в одночасовом богослужении. В некоторые воскресные праздники мы посещали церковь в соседней деревне Рорберг.
После возвращения из церкви устраивался традиционный семейный обед, за которым собиралась вся семья. Мы приступали к трапезе только после того, как мать прочитывала молитву: «Благодарим Бога, ибо Он благ, и милость Его вовеки». В конце обеда мать снова произносила молитву, и только после этого можно было вставать из-за стола.
За обедом шли разговоры о деревенских новостях или политике, но никогда присутствующие не опускались до сплетен. Когда обед заканчивался, отец давал распоряжение заложить двуконный открытый экипаж. Мы объезжали окрестные поля и посещали сосновый бор. По воскресеньям я отдыхал и радовался жизни. Чего нельзя было сказать о пяти последующих днях, когда я уже стал школьником.
Примечания
1
Переехав на жительство в США, Вильгельм Люббеке изменил свое имя на Уильям Лаббек.
2
Ныне Приморск в Калининградской области России. (Здесь и далее примеч. ред.)
3
Скорость до 450 км/ч, бомбовая нагрузка до 3000 кг, мощное оборонительное вооружение – от 7 до 12 крупнокалиберных пулеметов.
4
Ныне Балтийская коса на российской стороне и коса Межея-Висляна на польской стороне.
5
Ныне Балтийск.
6
Ныне Штутово в Польше.
7
Ныне Гданьский залив.