Отцова же родня должна была относиться к ней плохо. Настолько же плохо, как и к самому отцу. Вера подозревала, что отец так и не привозил к родным своей супруги, поскольку сам к родителям за неполных пять лет Вериной жизни не съездил ни разу. Да и раньше ездил вряд ли. А если и ездил, то ничего ни разу об этом не говорил.
Просто поразительно, сколько у Веры нежданно-негаданно родственников объявилось. Повод вот только для этого массового их появления нехороший.
Как следовало бы поступить людям, узнавшим о существовании племянницы? Допустим, действительно они о Вере не знали. А узнали как раз и именно из-за завещания. Как поступила бы Вера? Она бы объединила этих родственников и отправила бы к новообретенной племяннице самых достойных, чтобы пригласить её в гости. Не с целью отъёма дома, а именно для восстановления родственных связей. Погостила бы она у них неделю, со всеми бы и перезнакомилась. Ну, или с большинством. А ведь они едут в детдом не знакомиться, не родство возобновлять…
В подобном же русле, видимо, мыслил и директор. Из-за всей этой истории РОР вдруг обнаружил, что не столь формально, как он привык считать, относится к своим служебным обязанностям. Он вдруг догадался, что, кроме него, некому детдомовцев защищать от всяких «гостей» с нехорошими умыслами. А у него в этом плане есть огромные права и возможности. И он решил, что все эти свои права и возможности он реализует.
И не потому, что он как-то по-особенному относился именно к Вере. Он ко всем этим детям, не имевшим иного, кроме него самого, защитника и руководителя, оказывается, относился, как относился бы хороший генерал к своей армии. Он вдруг понял, что мало их одеть-обуть, накормить, в школу отправить и потом спать уложить. Они должны ещё быть уверенными в том, что вместо отца и матери у них есть он, директор. И воспитатели. Среди которых попадаются, конечно, разные, но в последнее время их штат был стабильным. А выдры уходили очень быстро. Но он надеялся два вакантных места заполнить хорошими людьми.
Назавтра он вызвал к себе помощника шеф-повара дяди Мити, то есть Дмитрия Николаевича, молодого и крепкого мужчину, и объяснил ему возникшую ситуацию.
– Не кажется ли Вам, Геннадий Сергеевич, что надо бы установить какой-то контроль за входом на территорию?
– Кажется. Уже давно кажется. И не мне одному! А сделать это легко. Оборудуем замками и ворота, и обе калитки. Ставим обыкновенный дверной звонок. Но звонить он будет в холле административного корпуса. А также пишем табличку, что посторонним вход воспрещён.
Кому действительно нужно войти – позвонит. А выходить на звонки будут старшеклассники – по два человека. Я подберу. Или я. Или дежурные воспитатели. Это нетрудно.
– Уж очень тут родственники повадились кое-кого навещать.
– Веру?
– Такое впечатление, что последним всё узнаю я.
– Не всё. Кое-что узнаёте первым.
Директор грустно улыбнулся:
– И это обычно не самые радостные вести.
Помощник дяди Мити развил бешеную деятельность, ринувшись к слесарю, а вернее – на все руки мастеру, которого детдомовцы называли дядей Ваней, хотя в лицо величали Иваном Тимофеевичем. Вдвоем они за час навесили замки на калитки и ворота и провели звонок. Один из старшеклассников принёс вывеску, как раз когда довинчивался последний шуруп. Её повесили прямо над кнопкой звонка, так что не заметить было никак невозможно.
Но со всем этим можно было и не возиться. Потому что прямо завтра, когда детдомовцы возвращались из школы, к их группе подошёл незнакомый человек и окликнул Веру, пребывая в совершенной уверенности, что приехал именно к ней.
– Ты ужасно похожа на отца, прямо копия. А я его родной брат, а твой, значит, дядя. Дядя Павел. Есть ещё дядя Иван и тетя Мария. Но она живёт в Питере. А мы там, под Ростовом. Там, где у тебя теперь есть дом. Так что приезжай.
– А чего это вы все зачастили ко мне? Не знали, что ли, раньше о моём существовании.
– Знаю, что не поверишь, но не знали.
– А бабушка откуда знала?
– У неё теперь не спросишь. Но если подумать, то, видимо, отец твой с ней связи какие-то поддерживал. Но очень редко. А почему она нам не сказала – тайна для нас.
Вера промолчала. Наверное, были у бабушки причины для этого молчания. Весомые причины.
Дядя Павел, в отличие от предыдущих визитёров, ей понравился. Он был довольно сильно похож на отца. И если бы Вере довелось увидеть их рядом, она без всяких расспросов знала бы, что это брат отца. Может быть, что он и характером схож с отцом.
С ним бы она поговорила. Расспросила бы его о родне с отцовской стороны. О том, что там происходит сейчас и происходило раньше, из-за чего отец так отдалился от семьи и не желал возвращаться.
***
Дядя Павел не двигался и невольно стояла и Вера, хотя группа детдомовцев уже сделала несколько шагов по направлению к дому. Вера смотрела на дядю Павла и ждала, что он скажет.
– Может быть, стоит всё-таки поговорить. Когда-нибудь ведь всё равно придётся.
Вера согласилась.
– Но не на улице же нам разговаривать. Пойдём в детдом, где-нибудь устроимся.
И, конечно же, надо бы обратиться к директору, чтобы он знал о госте. Или сначала к дяде Мите пойти посоветоваться?
Когда они вошли на территорию, Вера всё-таки сначала пошла к РОРу и попросила позволения остаться дяде Павлу на некоторое время:
– Он прав, поговорить мне с ними когда-нибудь всё-таки придётся. И дело даже не в доме. А в том, что я ничего не знаю о родственниках со стороны отца. А хотела бы узнать. Доброе или плохое – но лучше знать. Не всю же жизнь мне от них бегать.
– Поговори.
– Можно, мы у дяди Мити чаю попьём? Гость всё-таки.
Директор только хмыкнул. Гость, как же!
Когда дядя Митя накрыл им стол, Вера попросила его присесть к ним и послушать, что будет говорить дядя Павел.
– Я, дядь Мить, хотела бы, чтобы ты мне потом разъяснил то, чего я, возможно, не пойму. Ладно?
Дядя Митя остался. И принялся старательно пить чай, давая понять, что третьим собеседником не будет, а только усердным слушателем.
– Вот что я тебе скажу, Вера, – начал Павел. – У нас в семье испокон веков принято безпрекословно слушаться старшего в роду. Отцом же нашим установлено было так, что каждый из детей сначала, после школы, где-нибудь учится, приобретает профессию. А потом женится или выходит замуж. А чтобы молодые жили в ладу и мире, им, пока учатся, строится отдельный дом и выделяется участок земли при новом доме. Ну, о «приданом» говорить не стану, и так понятно.
Отец же твой, после окончания медучилища, эту, так сказать, программу не принял, а настаивал на желании пойти в мединститут – уж очень ему хотелось быть хирургом.
Все остальные выбрали такие профессии, что можно было высшее образование получить заочно. Но быть хирургом, понятно, заочно не выучишься. Так что нашла коса на камень: отец требует жениться, а потом хоть что хочешь делай, а отец твой отказывается брать жену, а хочет уехать на учёбу. Ну и уехал…
А дом-то ему отец уже выстроил. И невеста для отца у него уже была на примете. Из хорошей, уважаемой семьи. Кстати, именно этот дом тебе бабушка и отписала. Она сама в нём жила после смерти деда. А в родительском доме теперь я живу. У меня, кстати, двое сыновей, так что у тебя, следовательно, два двоюродных брата. Да и не только два. У Ивана – сын да дочь, да у Марии ‒ две дочери и сын.
Это получается, что у Веры полным-полно двоюродных, а возможно, и троюродных братьев-сестёр, а они друг о друге ведать не ведают? Не странно ли всё это?
Дядя Павел продолжил:
– Дед отца твоего так и не простил, не хотел его даже и видеть. Хотя если бы приехал, помирились бы, небось. Да характером отец был весь в деда – такой же упрямый и суровый: выгнал, так выгнал. Не за проступки плохие, а за упрямство да непослушание. Но отец твой, видимо, был уверен в своей правоте, а потому обида в нём горела до самой смерти.