Знаю, что это глупо, но я не могу иначе. Только Гейвин меня понимает, кажется, он тоже обо всем этом знает. Я догадалась об этом по взгляду его темных глаз. И ты не смейся надо мной, хотя ты всегда упрекала меня за то, что я нередко бываю грустной. Обещаю, я постараюсь. С нетерпением жду того дня, когда увижусь с тобой. Это будет самый счастливый день в моей жизни!
Вот видишь, как скачет мое настроение. Не удивительно, что папа называет меня шариком для пинг-понга.
Тетя Триша, если у тебя есть программа твоего нового шоу, пожалуйста, привези. Я так тобой горжусь, молюсь и надеюсь, что когда-нибудь ты будешь тоже гордиться мной.
С любовью Кристи».
Шестнадцатилетие
Рано утром, когда я проснулась, плотные облака, принесенные с океана ночью, все еще оставались в небе. Сегодня, в этот самый важный день моей жизни, я не могла позволить себе спать допоздна. Я отбросила розово-белое стеганое одеяло и, выпрыгнув из своей розовой в горошек постели с балдахином, бросилась к окну посмотреть на площадки между нашим домом и отелем. Почти все работники были уже там, подстригая живые изгороди из кустов, газоны и поливая дорожки.
Кое-кто из постояльцев отеля уже вышел на раннюю утреннюю прогулку. Многие постояльцы нашего отеля, из года в год приезжающие в Катлерз Коув, были пожилыми людьми.
Справа от меня как серебряная монета сверкал океан, а чайки в поисках пищи летали над пляжем. Вдали линия океана почти терялась на сером фоне неба. Я так хотела, чтобы утро было залито солнечным светом; я хотела, чтобы море сияло как никогда раньше; и я хотела, чтобы солнечный свет струился сквозь лепестки роз, нарциссов и тюльпанов и наполнял листья деревьев сочным весенним зеленым цветом. Когда я была совсем маленькой, мне казалось, что отель, земли вокруг него, пляжи и океан были моей собственной страной чудес, в которую я попала как Алиса. Я давала всему глупые имена и даже представляла, что люди вокруг – это животные, которые носят человеческую одежду. Шеф-повар Насбаум казался мне старым львом, а его помощник, племянник Леон с длинной шеей – жирафом. Мальчишек-посыльных, снующих туда-сюда, я представляла кроликами, а мистера Дорфмана, который бродил по отелю в любое время суток с широко открытыми глазами, выискивая просчеты и недочеты, высокомерной совой. Я смотрела на портрет старухи Катлер, висящий в прихожей, и думала, что она злая ведьма. Даже дядя Филип и близнецы тети Бет Ричард и Мелани – очень похожие друг на друга, боялись портрета старухи Катлер и пугали друг друга или меня, или Джефферсона, говоря: «Старуха Катлер доберется до тебя!»
Хотя мама никогда не рассказывала всех отвратительных подробностей, я знала, что с ней ужасно обращались, когда ее привезли в Катлерз Коув. Мне казалось совершенно невозможным то, что кто-то мог презирать мою прекрасную, любимую маму. Когда я была маленькой, я испуганно таращила глаза, глядя на портрет старухи Катлер, стараясь разглядеть в этом худом, строгом лице разгадку ее жестокости. Проходя мимо портрета, я постоянно ощущала взгляд ее холодных серых глаз, следящий за мной, и часто видела ее в ночных кошмарах.
Портрет ее мужа, дедушки Катлера, отличался от ее портрета. У него была лукавая улыбка, но такая, которая заставляла меня быстро отворачиваться и проверять, все ли пуговицы на моей блузке застегнуты. Я слышала, что он сделал что-то очень плохое бабушке Лауре Сю, и в результате родилась мама, но, как всегда, что же именно произошло, мне не рассказывали. Это все было частью таинственного прошлого, мрачной и полной несчастий истории Катлеров. Многие сведения о прошлом хранились за семью печатями, в старых документах, собранных в железных шкатулках или запечатленных на фотографиях в альбомах, хранящихся где-то в пыли на чердаке отеля.
В отеле оставалось все меньше служащих, кто помнил стариков Катлеров. А те, кто помнил, не хотели отвечать на мои вопросы и всегда говорили:
– Спроси лучше у своей мамы, Кристи.