Королева Виктория и принц Альберт
Возможно, Альберт и был ангелом – по крайней мере, в глазах Виктории и рисовавших его придворных портретистов, – однако перед болезнями он был уязвим, как простой смертный. В 1861 году он скоропостижно скончался от тифа, оставив королеву безутешной до конца ее дней. Виктория горевала так же неистово, как и любила. На протяжении нескольких лет после смерти мужа она отказывалась появляться на людях и выполнять свои монаршие обязанности. В течение сорока лет вдовства она носила траур; по ее приказу в комнаты Альберта ежедневно приносили свежее белье, полотенца, горячую воду, накрывали для него стол к обеду. В память о горячо любимом супруге Виктория возвела множество монументов самого разного формата, от скульптурных памятников до учреждений, носящих его имя[16].
Королева Виктория и Джон Браун в замке Балморал. 1863
Несмотря на всепоглощающую скорбь, Виктория не потеряла интереса к мужскому полу как таковому, и ее имя становилось темой светских сплетен в Англии как минимум дважды. После смерти Альберта она, как никогда, нуждалась в опоре и поддержке, которую ей предоставил далекий от аристократических кругов человек – шотландец Джон Браун (1826–1883), отставной солдат, работавший в замке Балморал. Незнакомый с придворным этикетом, малообразованный и грубоватый, он был глубоко предан своей госпоже и помог ей пережить самое мрачное время после смерти мужа[17].
Приближенные королевы и ее дети следили за отношениями Виктории и Джона Брауна с неодобрением и даже тревогой (ходили слухи об их тайном браке), но ее последнее увлечение шокировало многих блюстителей придворного этикета и светских условностей и заставило сплетников забыть историю с верным шотландцем.
В 1886 году Виктория получила титул правительницы Индии, но от посещения своих новых владении отказалась по причине их удаленности от Британии и своего слабеющего здоровья.
Виктория и Абдул. 1885
К ее двору прибыли два индийца, нанятые на службу в качестве лакеев.
Одним из приезжих был Абдул Карим (1863–1909), амбициозный юноша, обративший на себя внимание Виктории и в течение непродолжительного времени продвинувшийся с положения слуги до уровня секретаря королевы и консультанта по вопросам индийской культуры.
Рудольф Свобода. Портрет Абдула Карима 1888
Виктория называла его Мунши – «учитель» и обращалась с ним уважительно и с почти материнской нежностью. Мунши давал королеве уроки хинди и урду, рассказывал о своей родине и ее традициях, готовил ей экзотические блюда, помогал Виктории с личной перепиской. В замке Балморал Абдулу Кариму были предоставлены комнаты, прежде отведенные Джону Брауну. Но, в отличие от бескорыстного и прямо душного шотландца, Абдул Карим стремился извлечь из своего положения максимальную выгоду для себя и своей семьи, требовал наград, титулов и дорогих подарков, постоянно жаловался королеве на неподобающее обращение со стороны ее приближенных.
Отношения королевы и ее слуги были вызовом общественным условностям того времени и правилам приличия. Во время болезни Абдула Карима венценосная ученица навещала своего учителя дважды в день, чтобы не пропускать занятия – и поухаживать за своим фаворитом, собственноручно наводя порядок в его комнатах и поправляя ему подушки. Однако связь Виктории и Мунши была скорее платонической, чем романтической, ведь Абдул Карим был моложе некоторых ее внуков, да и физическое состояние Виктории красноречиво свидетельствовало о приближающемся закате, который был лишь ненадолго озарен присутствием гостя из далекой неизведанной страны. В рассказах Мунши, в колорите его нарядов, в рецептах экзотических блюд ей открылся новый мир, яркий и притягательный. Ее живой, открытый ум и любознательная натура даже в преклонном возрасте не могли ограничиться придворными и семейными хлопотами и требовали новых впечатлений, иного культурного и духовного опыта, который она нашла в общении со своими друзьями-слугами, пусть даже это противоречило строгим правилам этикета, царившим в викторианском обществе.
Королева Виктория прожила долгую и насыщенную событиями жизнь, которую принято рассматривать как своего рода эталон для одноименной эпохи, как тендерную модель, служившую ориентиром для всех слоев общества. Она воплощала образ верной жены, заботливой матери, дальновидной и авторитетной правительницы – идеальной хозяйки дома, в качестве которого выступала вся Британская империя. Именно такой стереотип поведения навязывался всем женщинам среднего[18] и высшего сословия, обреченным выполнять строго ограниченный набор социальных и семейных функций, без возможности отклониться от заданного эталона. Некоторым все же удавалось это сделать, но результат больше походил на проигрыш, чем на победу: добрачные связи, адюльтер, развод, уход от супруга сурово порицались обществом и даже наказывались административно[19]. Женщина, рискнувшая выказать непокорность и несогласие с несправедливыми законами и правилами, теряла практически все, от доброго имени до возможности участвовать в воспитании собственных детей (при разводе или любом конфликте они оставались с отцом).
Джордж Шеридан Ноулз. Подписание брачного контракта. 1905
Финансовые разногласия также решались в пользу мужа: все средства жены, в том числе ее приданое и полученные или заработанные на протяжении совместной жизни средства, принадлежали ее супругу. Эти правила касались и семей из высшего сословия, так что дамы благородного происхождения не были застрахованы ни от потери имущества или вынужденной разлуки с детьми, ни от домашнего насилия, которое было распространенным явлением семейной жизни в XIX веке. К концу Викторианской эпохи некоторые из этих варварских законов стали пересматриваться, однако сама идея тендерного равенства была чужда этой эпохе, как и мысль о равноправии сословий. Как пишет историк Тревельян, «типичным англичанином любого класса в середине периода правления Виктории был человек с бородой и с трубкой»[20], хотя его наблюдение нуждается в некоторой корректировке. В Викторианскую эпоху человеком считался англичанин – с бородой и трубкой[21] или без них, тогда как англичанка была в первую очередь вещью, ценившейся либо за изящество и красоту (в среднем и высшем сословии), либо за выносливость и функциональность (в низшем). Даже королеве не удавалось забыть об этом распределении ролей. Биографы упоминают одну из крупных ссор Альберта и Виктории, после которой принц закрылся в своей комнате и не открывал на стук супруги, пока она не ответила на его вопрос «кто стучит?» смиренным «твоя жена» вместо привычного ей горделивого «королева Англии». Несмотря на то что корону носила из них двоих только она, да и вообще это был ЕЕ дворец и ЕЕ страна, она была в первую очередь замужней женщиной, которая должна всегда уступать супругу.
Виктория с принцем Альбертом. ок. 1854
На поверку семейная идиллия королевы оказывается показной, но при этом создает в сознании ее подданных обманчивую картину возможной гармонии в браке, для которой необходимо достижение высшего уровня нравственного совершенства. Монаршая чета могла считаться образцовой, но никак не типичной для своего времени. Даже тот факт, что все их дети дожили до (относительно) зрелого возраста, является исключительным в эпоху, когда детская смертность могла достигать пятидесяти процентов в некоторых социальных группах. Кроме того, Виктории достался весьма достойный супруг – отличный семьянин, заботливый отец и нежный любовник. Большинство женщин на подвластной королеве территории не могли выбирать себе супругов по собственному вкусу и усмотрению, подчиняясь в этом вопросе авторитету родителей или опекунов.