Пролог
Итальянцы уверены, что Господь Бог – их соотечественник, и, когда я спускаюсь по холму с виноградниками в Кьянти, я почти готов с ними согласиться. Утреннее тосканское солнце окрашивает все вокруг в удивительные цвета: склоны и посадки залиты золотисто-розовым светом, на свежем ветерке трепещут, серебристо переливаясь, оливковые деревья.
Утро совсем раннее, колокола на башне Сан-Донато еще не звонили, и только в долине Вальдарно раздаются редкие глухие выстрелы. Это идет охота на дикого кабана. За все время, что я здесь живу, я ни разу не встретил ни охотника, ни зверя. Но тем не менее выстрелы я слышу каждое утро.
Сегодня я проснулся в четыре, даже раньше охотников, и еще почти час просто валялся в кровати. Потом оделся и отправился гулять. Жена уже привыкла к тому, что я могу вскочить в любое время ночи – как врач-акушер. Что ж, вполне уместное сравнение. Сюжеты, как и дети, рождаются когда им заблагорассудится. А я всю ночь размышлял о новом сюжете.
Бывает, истории пишутся, как будто строятся по чертежу – кирпичик за кирпичиком, ряд за рядом. Есть истории, рожденные тревогой, они мучительно рвутся из души автора на бумагу, и исписанные листы в конце концов, как бинты, защищают рану. Но бывают истории, которые лишь ищут, кто бы их записал, – летят сквозь время и пространство, как семена, пока не найдут благодатной почвы. Вот эта оказалась именно такой. И нашла она меня на второй неделе моего пребывания в Италии.
Я встретил ее у бассейна в загородном клубе, километрах в десяти к юго-западу от Флоренции. Стройная, хорошенькая, лет тридцати, в персикового цвета бикини, оттенявшем ее бронзовый загар, она лежала в шезлонге и читала книжку. У нее были длинные каштановые волосы с медово-желтыми выгоревшими прядями. Но прежде всего я обратил внимание на ее огромные карие глаза.
Стояла страшная жара, и в бассейне плескалась толпа детишек, а взрослые расположились в шезлонгах рядом. Но в тот день небеса улыбнулись мне: как только я подошел к бассейну, один из мужчин встал, собрал свои вещи и ушел. Освободившееся место оказалось рядом с ней.
Я расстелил на шезлонге полотенце, уселся, достал из сумки книгу и углубился в чтение.
Тут передо мной возник тощий лысый мужчина и начал что-то быстро говорить по-итальянски.
Я поднял голову и произнес одну из немногих известных мне итальянских фраз.
– Извините, – сказал я, – но я вас не понимаю.
Он показал на мои ноги. Я никак не мог понять, что он от меня хочет. На мне были теннисные тапочки. Единственное, в чем меня можно было обвинить, так это в том, что этот фасон вышел из моды.
И тут моя соседка сказала на безукоризненном английском:
– Он говорит, что запрещено находиться в обуви рядом с бассейном.
Я бросил взгляд на соседку и послушно снял тенниски.
– Благодарю вас, – произнес мужчина и удалился.
– Спасибо большое, – сказал я ей.
– Да что вы, пустяки какие, – ответила она и через секунду спросила: – А вы из какой части Штатов?
Неужели настолько бросается в глаза, что я американец?
– Из Солт-Лейк-Сити.
– Да что вы? – обрадовалась она. – А я из Вернала.
Вернал – это городок на востоке Юты, совсем крохотный.
Даже живя в Юте, я не встречал никого из Вернала.
– А я подумал, вы итальянка.
– Итальянцы тоже так думают. Я прожила здесь шесть лет. За такой срок становишься похожа на местную. – Она повернулась ко мне и протянула руку: – Меня зовут Элиана.
Я тоже представился.
– Вам здесь нравится? – спросила она, усевшись поудобнее.