– Ну, что? – одышливо дыша, спросил Михалыч.
– А ничего, – глухо ответил Олег. – Исчез Батя.
– Ну, слава тебе господи. Исчез – не умер, – перекрестился сторож. – А то я уж испугался, что он прямо в доме мертвый лежит.
– Я тоже.
Несколько минут оба молча курили.
– Ну, и куда же он мог деться? – прервал молчание Михалыч.
– А вот это я, как раз, хотел у тебя спросить. Ты же его последним видел.
– Сегодня у нас что? – задал сам себе риторический вопрос Михалыч и поднял сонно-затуманенные глаза к черному ночному небу, словно пытаясь отыскать там какой-то звездный календарь. – Считай, уже суббота. А я его видел утром в прошлое воскресенье. Он сказал, что собирается уезжать, но сначала хочет сходить за грибами. Я ему говорю, что в нашем лесу уже ничего нет, а Батя отвечает, что пойдет за овраг, в дальний лес. Мол, туда никто из наших не ходит, может там поздние опята еще и остались. А когда я вечером зашел, его уже… – сторож сделал паузу и задумался. – А может еще, не было. В общем, дом закрыт, света нет, а машина, – Михалыч указал на старенькую «Ниву» цвета недозрелого томата, – вот так и стоит с тех пор посреди двора. В тот день с обеда дождь начался, и похолодало сильно. Вот я и подумал, что он промок в лесу, дома выпил для согрева, да и уехал от греха подальше своим ходом на электричке.
– Люся тоже говорит, что Батя в дальний лес за грибами собирался. Получается, он туда ушел и исчез.
– Может, заблудился? – предположил Михалыч и сам едва не рассмеялся над своими словами.
– Батя и в тайге не заблудится, а уж в наших-то лесах… – хмуро ответил Олег. – А вот если с ним, не дай бог, какой-нибудь сердечный приступ случился.
– С чего бы? Он вроде на сердце никогда не жаловался.
– Это верно, здоровья у Бати еще на пятерых хватит, но все же семьдесят лет… и на кой черт ему понадобились эти грибы?
– Ты сейчас голову не ломай, а лучше ляг, поспи, – отеческим тоном посоветовал Михалыч. – А утром отправляйся в Семчево и подай в милицию заявление о пропаже человека. Может, менты чем-нибудь и помогут. Это их работа – людей искать.
– Спасибо за совет, – Олег поднялся со ступенек. – Спокойной ночи.
– Хочешь, у меня переночуй, – предложил сторож. – А то у тебя дом не топленый.
– Ерунда, у меня спальник есть.
– Ну, как знаешь, – Михалыч аккуратно загасил окурок о подошву башмака и бесшумно растаял в антрацитовой темноте безлунной октябрьской ночи.
Вернувшись в дом, Олег еще раз обошел скромно обставленные самосборной «икеевской» мебелью комнаты. Две побольше – внизу, и две поменьше – наверху. Ничто не говорило о том, что отец запил. Не было ни разбросанных вещей, ни грязной посуды, холодильник был забит едой, и только большая хрустальная пепельница ощетинилась десятком длинных темно-коричневых окурков. Шесть дней назад отец просто оделся, взял корзину и ушел в лес. Ушел и с тех пор сюда не возвращался.
– Эх, Батя, Батя, – сокрушенно пробормотал Олег, залезая в спальный мешок.
Глава 3. Батя
Младший сын полковника Тимофея Батырева – Дима с детства отличался отменным здоровьем и решительным, волевым характером. Кочуя вместе с родителями по гарнизонам, не по годам развитый мальчик на каждом новом месте быстро завоевывал у сверстников не только авторитет, но и уважительное прозвище Батя, которое так и прилипло к нему на всю жизнь. «А этот сможет стать генералом», – радовался, глядя на мужающего младшего сына, стареющий полковник. Учился Дима хорошо, хотя круглым отличником никогда не был, много времени проводил в спортзале, занимаясь гимнастикой и баскетболом, и с удивительной легкостью организовывал любые общественные мероприятия, от сбора металлолома до праздничных концертов. Поэтому не удивительно, что не только отец, но и остальные обитатели военного городка прочили юноше блестящую армейскую карьеру. Одна только мать, глядя на уходящего в школу младшего сына, думала с тоской и тревогой: «Неужели и ты всю свою жизнь будешь болтаться по казенным квартирам бесконечных гарнизонов? А если будет еще одна война?». Отец же, лелея собственные честолюбивые планы, решил отправить Диму, в отличие от его старших братьев, не просто в ближайшее общевойсковое училище, а в элитное Рязанское училище ВДВ. В семнадцать лет Дима Батырев, держа в руках коричневый фанерный чемоданчик, попрощался с родителями на перроне крохотного райцентра в Центральном Черноземье и отправился в свое первое самостоятельное путешествие. Путь в Рязань лежал через Москву. Выйдя из поезда на Павелецком вокзале, молодой человек, впервые оказавшийся в большом городе, был буквально раздавлен мощью и размахом столицы. Он долго стоял посреди шумной привокзальной площади, восхищенно глядя на монументальные сталинские дома, магазины с зеркальными витринами, прикрытыми полосатыми полотняными тентами, и бесконечный поток машин, стремительно мчащийся по Садовому кольцу. Особенно его поразило количество беспечных и, на первый взгляд, абсолютно праздных молодых людей, одетых вместо военной формы в обычную цивильную одежду. Кочевая гарнизонная служба, с ранних лет известная ему до самой неприглядной изнанки, никогда не привлекала Диму Батырева. Но только теперь, оказавшись в свободном одиночестве посреди огромной площади незнакомого, но такого заманчивого города, он окончательно понял, что никакая сила не заставит его добровольно обуть сапоги и отправиться на пропахшие потом и порохом Рязанские полигоны. Решение, о том, как жить дальше, пришло совершенно неожиданно. Вместо того чтобы спуститься в метро и проехать три остановки до Казанского вокзала, Дима решительно направился к дежурившему на перекрестке сотруднику ОРУДа:
– Товарищ старшина, подскажите, пожалуйста, как мне пройти к ближайшему институту?
– Молодой человек, а какой именно институт вы ищете? – удивленно посмотрел на странного абитуриента пожилой милиционер.
– Любой. Главное, чтобы как можно поближе, – задыхаясь от собственной дерзости и боясь передумать, торопливо произнес Дима.
– Тогда идите сейчас прямо вдоль трамвайных путей до Стремянного переулка, а там еще три квартала направо.
– Спасибо, – молодой человек, размахивая маленьким фанерным чемоданчиком, со всех ног бросился в указанном направлении.
Через полчаса он уже писал заявление в приемную комиссию Академии Народного Хозяйства. Судьба в то лето на редкость широко улыбнулась отважному провинциалу и через три недели Дима Батырев, без всякого блата успешно сдав вступительные экзамены, неожиданно для самого себя стал студентом престижного столичного ВУЗа.
Тимофей Батырев, узнав, что его подававший такие большие надежды сын осмелился променять знаменитое десантное училище на гражданский институт с весьма неоднозначной репутацией, пришел в ярость: «Сын боевого офицера решил стать торгашом!». Приехав осенью в Москву, он целый час бушевал в деканате, требуя срочно отчислить Дмитрия Батырева из института. Получив решительный отказ, полковник в перерыве между лекциями нашел своего отступника-сына и со словами: «Ты опозорил честь нашей фамилии!» – на глазах у однокурсников дал ему пощечину. Юноша промолчал, но с этого дня надолго забыл о существовании отца.
В стране начиналась хрущевская оттепель, и древняя столица менялась прямо на глазах, без всякого сожаления сбрасывая с себя имперский официоз и холодное оцепенение сталинской зимы. Московская жизнь предлагала молодому человеку немало соблазнов, но взамен постоянно требовала денег. Практически все сокурсники Димы оказались детьми из достаточно обеспеченных семей, непринужденно извлекавшими немаленькие средства из бездонных родительских кошельков. Диме же, потерявшему всякую связь с домом, деньги приходилось зарабатывать. Он разгружал вагоны на Москве-Товарной, каждый месяц сдавал кровь и писал курсовые работы и рефераты для своих однокурсников, вскоре ставших уважительно именовать его Батей. Четыре года трудной, но увлекательной столичной жизни промелькнули для Димы как четыре дня. И только увидев в зачетке запись о переводе на пятый курс, он с горечью понял, что уже через год ему придется попрощаться с Москвой и уехать по распределению в какое-нибудь зачуханное РАЙПО, в те края, где кончается география. Этого для себя честолюбивый молодой человек уже не мыслил. Единственной возможностью получить столичную прописку была женитьба. Несмотря на то, что высокий красивый, с доставшейся в наследство от отца военной выправкой Дима пользовался успехом у многих однокурсниц-москвичек, ничьи родители не горели желанием видеть у себя в доме безродного зятя-провинциала. И тут судьба снова ослепительно улыбнулась молодому человеку. В парикмахерской рядом с институтом появилась молоденькая симпатичная практикантка Катя, и Дима впервые в жизни по-настоящему влюбился. Девушка оказалась сиротой, что сильно сблизило ее с Димой, не получившим из дома за четыре года ни одного письма, и к Новому году он переехал из общежития в её небольшую комнатку в деревянном бараке в районе Кожухова. Получив вожделенную московскую прописку и распределение в столичный торг «Гастроном», Дима ушел в армию. Для молодого человека, большую часть жизни прожившего в военных городках, два года службы не были большой трагедией. К тому же, благодаря продолжавшемуся невероятному везению, он попал служить в ближнее Подмосковье и мог едва ли не каждую неделю видеться с Катей. За время службы барак, в котором она жила, снесли и, демобилизовавшись, Дима вернулся в маленькую, зато отдельную, однокомнатную квартиру в Черемушках и получил место заведующего рыбным отделом в недавно открывшемся большом «Гастрономе» на одном из центральных проспектов столицы. На новом месте, как и везде, молодой специалист, ставший в армии кандидатом в члены КПСС, быстро завоевал всеобщий авторитет и неизменное прозвище Батя, к которому за твердость характера со временем прибавился эпитет Железный. Через год у него родился сын Олег, а еще через два он путем довольно сложного обмена перебрался из крохотной однушки в Черемушках в новую двухкомнатную квартиру на Таганке, которую позже, став самым молодым директором магазина, поменял на шикарную стометровую трешку в престижном старинном доме в районе Чистых Прудов.