И что это ещё за рыцарь? – что за романтическая метафора?
Он был уже не в том возрасте, чтобы воображать себя среди рыцарских орденов, крестовых походов, поединков и турниров.
Да, собственно, и в юношеском возрасте из всего средневекового антуража его интересовали разве что прекрасные дамы.
С другой стороны, Томас Лонг должен был честно признаться себе, что он по сути ничего не знает о мире рыцарей, кроме того, что показывают в исторических фильмах.
Ему также вспомнилось, что старуха говорила ещё про какой-то герб, что он, мол, рыцарь с гербом – фамильным, надо думать.
Но ведь гербы бывают у только древних благородных семейств, а Томас Лонг принадлежал к обыкновенному среднему классу, без земли и поместий, без длинной родословной.
Да и фамилия его, прямо скажем, не дворянская и уж, конечно, ни герба, ни девиза не заслужившая.
Впрочем, как он может быть в этом уверен? – не исключено, что в истории его семьи есть что-то любопытное, он ведь никогда специально не интересовался.
И Томас Лонг набрал телефонный номер матери, живущей сейчас в небольшом тихом городке по соседству, в получасе езды на машине.
«Я почему-то была уверена, что ты сегодня непременно позвонишь, Томас. У тебя всё в порядке?» – спросила мама.
«Да, всё в порядке, всё как обычно», – Томас Лонг решил не говорить ей про увольнение до тех пор, пока не найдёт новую работу.
«Слава Богу! Томас, ты совсем мне не звонишь!» – привычно стала жаловаться она.
«Мама, ты же знаешь, что я много работаю, пропадаю в офисе. Прихожу домой очень поздно», – оправдывался Томас Лонг.
«Нельзя же столько работать. И нельзя про мать забывать. Я тебя, между прочим, уже больше месяца не видела».
«Не обижайся. Обещаю, что на днях заеду к тебе… А сейчас я вот по какому делу звоню. Странный вопрос, конечно… Скажи, ты случайно не знаешь, не было ли у тебя или у папы в роду каких-нибудь рыцарей?» – спросил Томас Лонг.
«Господи! С чего это ты вдруг заинтересовался?» – голос мамы выдал её немалое удивление.
«Да это на работе спрашивают… Это им как будто для оформления годового отчёта надо. Или что-то в этом роде. В общем, всех сотрудников спросили, нет ли у них фамильных гербов», – Томас Лонг не знал, что ещё и придумать: не рассказывать же матери про свой визит к колдунье.
«А я уж было подумала, что в тебе голос предков проснулся…» – неожиданно сказала она после небольшой паузы.
«Прости, что ты говоришь? Плохо слышно. Какой голос предков?» – засуетился Томас Лонг.
«Я говорю, что и у отца твоего, и у меня в роду были рыцари, про которых ты спрашиваешь. И гербы есть, конечно», – спокойно сказала мама изумлённому сыну.
«Почему же ты никогда не говорила мне об этом?» – почти прокричал он в трубку.
«Да ты ведь никогда и не спрашивал. Кому это вообще теперь это интересно? Или тебе на работе зарплату хотят прибавить за твой герб?» – весело спросила мама.
«Ты мне должна всё немедленно рассказать!» – потребовал Томас Лонг.
«Ну, нет, не по телефону же. Это долгая история. Вот приезжай, как обещал, на днях – тогда и поговорим», – ответила мама.
«Хорошо. Но скажи хоть, как наш герб выглядит, что на нём нарисовано?» – попросил Томас Лонг.
«Да как же мне вспомнить теперь? – она чуть помолчала. – Хотя послушай. В нашем старом доме был шкаф со старинными книгами, он единственный на ключ запирался…»
«Да, я помню. Он хотя и запирался, но ключ всегда рядом на цепочке висел».
«Верно. Так вот, в том шкафу на самой верхней полке стояла такая старая-престарая библия, на латинском языке».
«Да, потрёпанная такая, ветхая. От неё ещё пахло чем-то кисловатым. Она, кажется, в моей библиотеке и осталась».
«Ну не помню, чем она пахла – плесенью, надо думать. Но только на первой странице там точно стояла печать, экслибрис. Вот на этой печати как раз наш герб и изображён…»
«Спасибо, мама, я всё понял. Пойду поищу. А к тебе на днях обязательно заеду. Вот заберу машину из ремонта и заеду. Ты мне всё, что знаешь, должна рассказать».
«Ладно, сынок. Буду ждать. Береги себя», – сказала мама и повесила трубку.
Глава одиннадцатая
Аристократ почитает свой род и гордится им вне зависимости от того, каковы достижения и успехи рода. Он чувствует себя вершиной и смыслом существования своих предков. Его миссия – оправдать их историю в своём самораскрытии. Он также чувствует ответственность перед своими потомками. Аристократ серьёзно относится к завещаниям. Для него завещание – способ соединения с предками и потомками. В акте завещания концентрируется путь всего рода, его прошлого и будущего.
«Кодекс аристократа»
Нужно сказать, что Томас Лонг вырос в обычной семье, где жили не богато, но и не бедствовали.
Дом и быт были лишены роскоши, но маленькому Томасу Лонгу мать обеспечила всё, что нужно для достойного воспитания и образования.
Она ограничивала себя во многих удовольствиях, но у её единственного ребёнка всегда было здоровое питание, добротная одежда и ежегодный отдых на морском курорте.
Уже в раннем детстве он освоил несколько иностранных языков, обучился игре на фортепиано и азам живописи, занимался классическим танцем, брал уроки тенниса и гольфа.
Что же касается книг и классических музыкальных записей, они в доме были в изобилии, и Томас Лонг ещё до окончания школы освоил почти всю классику.
Стремясь воспитать в нём гуманные чувства, мать заводила домашних животных: аквариумных рыбок, попугаев, кошек и собак, и он действительно рос весёлым и добрым мальчиком, вызывающим симпатию и сверстников, и взрослых.
Однако при всём тщательно поддерживаемом благополучии в их доме была гнетущая тайна – и она была связана с отцом.
Родился Томас Лонг в полноценной семье, но вот потом, когда ему было года три, что-то случилось, и отца он больше не видел.
Он так и смог выяснить, что произошло – погиб ли отец, ушёл ли из семьи – лишь понимал, что его исчезновение было связано с какими-то трагическими обстоятельствами, и что не нужно пытаться что-либо узнать.
Когда он спрашивал маму об отце, она не отвечала и просила не настаивать с этим вопросом, а если настаивал – начинала плакать, так что он скоро понял, что лучше не тревожить её этими разговорами.
Сам Томас Лонг совсем смутно помнил его образ, это были довольно туманные очертания.
Не сохранилось ни фотографий, ни видеозаписей отца, почти не осталось писем и документов.