Публика одобрительно загудела. Старик, вызвавший расположение толпы, важно продолжил путь, а торговец, поставивший себя в нелепое положение, глупо глядел ему вслед.
Торговля согласно древнему постулату – двигатель цивилизации, и царь Тигран поощрял торговлю. Мимо города проходила большая дорога, объединяющая крупные торговые центры Азии. Из Китая армянские купцы везли шелк‑сырец и шелковые ткани, из Александрии и Месопотамии – стеклянные изделия и сосуды, со всех концов Великой Армении привозили в столицу медную посуду, гончарные и столярные изделия, свинцовые трубы, ворсовые ковры и шитые золотом ткани.
Встречаются на базаре три знатных армянина. Они давно знакомы, одеты в длинные туники и фригийские головные уборы. Аргам, плавая на кораблях по Евфрату, занимается поставками армянского вина в города Месопотамии, Баграм содержит гостиницы по всей стране, Паруйр продает армянские абрикосы по всему миру.
– Баграм, друг, слушай меня! У тебя царские замашки, – весело говорит Аргам.
– Это почему же?
– Ну как же! Всем указываешь что делать, много льстишь, много лжешь.
– У меня есть и другие достоинства, – напыжился от гордости Баграм. – Но я готов побороться за престол!
Паруйр говорит:
– Не сомневаюсь. Ты так себя уважаешь, что можешь быть кем угодно.
– Предположим, ты будешь нашим царем, – продолжал Аргам, – но каким образом, имея самую сварливую в городе жену, будешь управляться с гаремом?
– Очень просто: вас обоих сделаю своими евнухами!
Все трое рассмеялись. Народ мудр, вот и сила государства обычно накапливается из этой мудрости, как озеро из неиссякаемых горных источников.
На базаре много людей. Встретились два иудея.
– Куда идешь ты, Асаф? – спрашивает Надав, торговец посудой.
– Мы с гостем идем подкрепить себя пищей, – отвечал Асаф, торговец пряностями.
– Какой гость, кроме тебя здесь никого нет? – удивляется Надав.
– Надав, а моя бедная душа разве не тот же гость в нашем теле? Сегодня она есть, а завтра, глядишь, и нет ее…
Когда царь Тигран ходил походом в Палестину, он взял в плен много иудеев, имеющих навык городской жизни, и поселил в Тигранакерте, Арташате, Армавире, Ервандашате и других городах страны, и иудеям в Армении жилось хорошо и свободно, а в торговле они особенно преуспели.
– Время сейчас стабильное, моя торговля пряностями процветает, – говорит Асаф.
– Асаф, хочу предложить тебе выгодную сделку, – шепчет Надав. – Я был в Египте, приобрел там мраморный саркофаг, а теперь уступаю тебе всего за сто драм.
– А что я буду делать с этим мраморным саркофагом? Живу я в маленьком доме с одной комнатой, места едва хватает мне, жене и детям.
– А два саркофага за сто двадцать драм?
– Вот это уже деловой разговор!
Они прошлись мимо рядов арбузов, дынь, орехов, но задержались у сладостей. Понюхав запахи назука и пахлавы, пошли дальше.
Из храма бога Тира царь верхом на лошади в окружении многочисленной охраны и пестрой группы сановников поехал в сад, расположенный на холме рядом с дворцом, где в одеоне, построенном на греческий манер в качестве школы ораторского искусства, предстояла встреча с делегацией знатных горожан – каппадокийцев и киликийцев. В душе владыки боролись противоречивые чувства: надежда и безысходность. Неужели драконы, о которых рассказывают легенды, вырвались на свободу и теперь угрожают самому существованию Армении? И что значит «твоя личная война»?
Из сада, что на пригорке, он видел большой и шумный базар. Базар шумит – значит, жизнь кипит. Процессия остановилась, все спешились и устроились в одеоне. Греки уже сидели на каменных скамьях вокруг орхестры. На середину вышел каппадокиец Амфиохий:
– Великий Тигран, царь царей, греческая община приветствует тебя! Ты соизволил с нами встретиться, и мы с радостью приняли твое приглашение.
– Я очень уважаю греческий мир, давший миру философию, поэзию, риторику и театр, – сказал Тигран.
– Государь, – продолжил Амфиохий, – ты переселил сюда, в свою новую столицу, много греков из Каппадокии и Киликии, обеспечил всех землей, жильем и ремеслом. Но греки привыкли к демократии, то есть к системе свобод, где каждый ищет свой путь, а все терпимо относятся к выбору каждого.
– И что же вы хотите?
– Мы хотим иметь право делать неправильный выбор, и тогда демократия улучшит экономику, поднимет жизнь людей, приумножит доходы от торговли и ремесел.
– Сюда я также переселил много армян – каппадокийцев и киликийцев, и они довольны жизнью на новом месте.
– Мы, греки, хотим верховенство закона, равенство всех граждан перед законом и решение вопросов по большинству.
Царь промолвил:
– Платон писал, что избыточная демократия неминуемо влечет за собой тиранию.
Проигнорировав ремарку царя, Амфиохий продолжил:
– Твои царедворцы, чиновники и губернаторы далеки от народа, они думают только о своем кошельке. Ими не управляет дух соперничества. Мы обеднели.
Тигран, оглядев присутствующих, заключил:
– Говорят, у народа есть только сиюминутные интересы, люди подвержены эмоциям и манипулируются меньшинством. Но я вижу у моего народа колоссальный внутренний потенциал. Вам же советую работать. Работа избавляет от нужды.
С западной стороны дворца, погруженной в это утреннее время в черную тень, из окна на четвертом этаже вылез человек. Он был во всем темном: шелковая рубаха, жилет елак, куртка бачкон, тонкие шаровары. За красным поясом виднелся нож с ручкой из персикового дерева, на голове шапочка, лицо закрыто платком. Человек, прекрасно владея техникой скалолазания, неспешно передвигался вниз по вертикальной стене, легко переходя с точки на точку. Несомненно, между телом и духом этого субъекта наличествовала гармония. Ловко цепляясь за выступы, он аккуратно переносил вес тела с ноги на ногу, и наконец, добравшись до низа, спрыгнул на землю. Оглядевшись, он побежал к кустам и исчез в саду.
Базар, несмотря на ранний час, был полон жизни и зазывал покупателей. Повсюду яркие краски и блеск меди, пьянящие ароматы пряностей и благовоний, дразнящий, плывущий над торговыми рядами запах свежего хлеба. Торговцы расхваливали товар, кричали водоносы, жарился хоровац (шашлык), но людей тянуло к тандырам – керамическим полусферам с круглым проемом в верхе. В этих печах, не требующих много дров или соломы, готовили лаваш – тонкие пресные лепешки из пшеничной муки.
Торговая лавка – купольная постройка – представляла собой небольшую комнатку со сквозным проходом из одного торгового ряда в другой. На восточном базаре двери и окна – это переходы в иные пространства. В одну из лавок, благоухающую миррой и розой, где продавали смолы, масла, благовонную древесину и корни, зашел юноша в темной одежде с красным поясом. За поясом у него торчал нож с ручкой из персикового дерева, в руке небольшой черный мешок.
В лавке полумрак. Кто‑то окликнул вошедшего:
– Береника, я здесь!
Вошедший обернулся. Красивое лицо с чистой, гладкой кожей, выбивавшаяся из-под шапки небольшая прядь светлых волос, выдавали девушку, юную и привлекательную. Это была Береника, наложница царя, чью мать царицу Сирии Селену I Тигран пленил и заточил в крепость Селевкия.
На освещенное место вышел мужчина лет пятидесяти в традиционной одежде армянина.
– Вот мой пароль.
Мужчина предъявил Беренике агатовую гемму с изображением оленя, на спине которого сидел орел. Эта гемма принадлежала матери Береники Селене I, дочери египетского царя Птолемея VIII, уникальной женщине, бывшей замужем пять раз. Все ее мужья – два египетских царя и три сирийских – умерли загадочной смертью. Ее сын сирийский царь Антиох XIII был недавно свергнут с престола Тиграном. Взбешенная Селена, перебравшись в Птолемаиду, что в Финикии, вступила в беспощадную войну с армянским правителем, покорявшим страны одну за другой. Тигран II осадил Птолемаиду, обороной которой руководила лично Селена, и после долгой осады город взял, излив на царицу гнев и мщение. Береника, став наложницей царя, была отдана Тиграну Младшему. Теперь девушка делала все, чтобы освободить мать из заточения.