– Это ручеёк и мимо нашей деревни петляет, – ободряюще говорила она, – я здесь как-то была однажды.
Без тяжести, они легко добрались до ручья и зачерпнули у вывороченного корня воду. Воду Ксюша внимательно осмотрела на свет и потом сполоснула чугунок и ведро.
– Однажды я также набирала здесь воду и принесла её вместе с головастиками. Хорошо, что по дороге заметила, а то бы ругали меня. Мы тогда недалеко отсюда косили. Головастиков сейчас нет, но жуков и мошек тоже много бывает.
– Сейчас никого нет, – хмуро отозвался Серёжка. Он хотел спать, есть и пить, его досаждала медлительность Ксюши и её неторопливый разговор.
Когда они вернулись в избушку, Мария уже растопила печь, немного пахло дымом, который медленно выползал через дверь.
– Давно не топили, поэтому – определила Ксюша. Она быстро поставила чугунок на огонь, взглянула, как спит её сын. Тут она заметила, как девочки активно работают челюстями, а на столе лежит раскрытый мешочек с крупой и ржаные сухари. Это из того мешка, мигом поняла она, запас которого охотники подвешивают на тонкий шнур, спасая его от крыс и мышей. Не так жалко было ей продуктов, как боязнь за девочек.
– Мария, – попросила она, – отбери, пожалуйста, у девочек сухари, оставь по одному.
– Почему это? – удивлённо и с досадой резко воскликнула Мария, готовая до конца защищать еду для своих дочерей.
– Такая еда после голода может навредить им, вызвать заворот кишок, если много её съесть, – стараясь, как можно мягче, объясняла Ксюша.
– Да, мама, нам в школе тоже так говорили, – вступила в разговор Лена, забирая у сестёр ржаные сухие корки хлеба, оставляя им чуть-чуть. В школе им ничего не говорили, но так могло быть. За прошедшие два дня Лена почувствовала, что мать больше не может служить им защитой. Она заметила, как Мария старалась услужить немцам. Хотя она сама жутко боялась врагов, но такое поведение матери её покоробило. Став беженкой, девочка почувствовала полную зависимость от чужих людей, в частности от Ксюши. У неё есть родители, есть дом, ей есть, где ночевать, она может приютить и их.
– Да, немного я им дала, – уже растерянно и испуганно соглашалась Мария.
– Ничего, мы сейчас быстренько пшёнку сварим, сухарики накрошим и будет у нас вкусный ужин, – успокоила собравшийся Лена.
Вода в чугунке закипела, Мария бросила ржаные сухари, а Ксюша долго, как показалось Серёжке, мыла крупу. Он бы сразу всё бросил до крупинки, чтобы хоть раз сытно поесть. Ксюша пошарила в ящичке стола и выудила пару чашек и ложек. Пока она мыла их, в избушке запахло сытной вкусной едой. Они, стараясь не торопясь, уселись вокруг стола. Не ели, а насыщались, смаковав каждую крупинку, каждую крошку. Возможность и завтра также сытно покушать делало их добрее друг к другу. Ксюша занялась младенцем, предоставив Лене мыть посуду. Уже в темноте Мария с сыном ещё раз сходили на ручку, запасли воду на завтра.
– Я тоже оставлю здесь хлеб и крупу, как только они у меня появятся, – укладываясь рядом с сёстрами, обещала Лена. Она была благодарна незнакомому охотнику, позаботившемуся о них. Вероятно, что это был погибший Гриша, муж хозяйки Ольги. Девочка была благодарна ему, но ей не хотелось оставаться хоть у кого-либо в долгу. Поэтому она твёрдо решила, что как только у неё появится возможность, отплатить. Места на нарах всем не хватило, и Ксюша решила спать на столе. Он длинный, достаточно широкий, ей место с сыном хватит. Ребёнок чувствовал себя нормально, но появившаяся на сыпь, беспокоила мать. Надо бы его выкупать, но воды мало. Ксюша лишь влажно пелёнкой обтёрла малыша и накормила его.
Взрослые обитатели избушки спали не спокойно. Они даже не спали, а просто дремали, чутко прислушиваясь. Догорала свеча, краснели угли в печурки, покрываясь беловатым пеплом. Младенец иногда всхлипывал, Ксюша похлопывала сына по спинке, и он успокоено на время затихал. Марию успокаивало, что хоть её дети заснули и спять, не просыпаясь. Есть надежда, что завтра они одолеют оставшиеся семь километров. В коротком забытье Марие успевал присниться дом, оставленный ими. То, она слышит голос коровы, то блеянье овец, то вдруг вспоминает, что пора проверить тесто. Проснувшись, она каждый раз горько осознавала печальную действительность. Она в незнакомом месте, с почти незнакомой женщиной, идёт, сама не знает, куда и зачем идёт?
Чуть только начало светать, Мария снова растопила печь, поставила чугунку, налила воду. Бросила в закипевшую воду остальные сухарей и промытой крупы. Она мешала варево, мысленно разделяя его на шесть частей. Всем она намечала выделить по одной порции, а младшим дочерям на двоих будет достаточно и одной порции. Тяжести девочкам нести не нужно, хоть бы сами дошли. Только проснувшись, дети сами поднялись. Их привлекал вкусный запах из чугунка и, им не терпелось быстрее добраться до места. Погода и сегодня порадовала их. Розовые лучи солнца всколыхнули чуть зеленоватый небосклон. Лёгкий ветерок освещал лицо, высушивая выступивший на лбу пот. Мария снова тащила тачку, девочки плелись рядом, не смея попроситься поехать. Сначала они просто держались за боковину тачки, потом налегали на неё всё сильнее. Мария уговаривала себя пройти до очерёдного кустика и передохнуть. Доехав, она намечала следующий ориентир, затем следующий, пока терпели тащить свой груз Лена и Сергей. Ксюша тяжело дышала, постепенно замедляя шаг. Остановились у маленькой полянке, здесь было суше и светлее. Растянулись на клеёнке, съели по маленькому сухарику и долго лежали, смотря в бездонное белёсое небо.
– Километра полтора осталось, – успокаивала Ксюша, – немного осталось, идти надо.
Однако подниматься не хотелось, не только усталость мешала Марие подняться. Ей хотелось оттянуть тот момент, когда она со своим семейством предстанет перед чужими людьми, прося у них помощи. Да ещё, какой помощи! Накормить, приютить, обогреть её с детьми. А что она может дать им взамен? Ничего, только что, они были спутниками её дочери с младенцем. Кое как поднявшись и криком заставив идти детей, она снова взялась за руку тачки и потащилась вперёд, сильно налегая ручку тачки. Иногда в глазах темнело, Мария невольно останавливалась, прихолила в себя и двигалась дальше. Через километр Валя с Галей отказались идти. Они просто сели на тропинку и заплакали. Присели и остальные.