— Но как же так, мистер Джонс... — возражал стюард.
Невысокий, аккуратный Джонс был в светло-сером костюме с двубортным жилетом, который нелепо выглядел здесь, где не было лифтов, снующих конторщиков и треска пишущих машинок. Это был единственный двубортный жилет на нашем стареньком грузовом пароходе, деловито пересекавшем угрюмое море. Как я потом заметил, Джонс никогда его не менял, даже в тот вечер, когда на пароходе устроили концерт; и я заподозрил, что в его чемодане просто не было другой одежды, словно, наспех укладываясь в дорогу, он по ошибке захватил не тот мундир, ведь ему явно не хотелось привлекать к себе внимание. Глядя на его черные усики и темные навыкате глаза, я скорее принял бы его за француза, какого-нибудь биржевика, и был крайне удивлен, узнав, что его фамилия Джонс.
— Майор Джонс, — укоризненно поправил он стюарда.
Я был смущен не меньше, чем он. На грузовом пароходе мало пассажиров и неудобно затевать ссору. Стюард, скрестив руки, отнекивался с видом праведника.
— Простите, сэр, но я ничего не могу поделать. Каюта заказана этим джентльменом, мистером Брауном.
Смит, Джонс и Браун на одном пароходе — невероятное совпадение! Но у меня есть хоть какое-то право на мою затасканную фамилию, а вот есть ли оно у него? Я улыбнулся, видя его в таком затруднении, но, как потом выяснилось, Джонс понимал только самые незамысловатые шутки.
Он поглядел на меня серьезно и пристально.
— Это в самом деле ваша каюта, сэр?
— По-моему, да.
— А мне сказали, что каюта свободна. — Он слегка повернулся и стал спиной к моему дорожному сундуку, который вызывающе красовался посреди каюты. Деньги исчезли, наверно, он их сунул в рукав, — я не видел, чтобы он клал руку в карман.
— Вам дали плохую каюту? — спросил я.
— Нет, но я предпочитаю те, что по правому борту.
— Как ни странно, я тоже, на этой трассе. Можно держать иллюминатор открытым. — И, словно подтверждая мои слова, судно, выйдя в открытое море, стало медленно раскачиваться.
— Пора выпить джину, — поспешно предложил Джонс, и мы вместе отправились наверх, в маленький бар, где чернокожий стюард воспользовался случаем шепнуть мне на ухо, доливая водой мой джин:
— Я — английский подданный, сэр!
Джонсу, как я заметил, он такого заявления не сделал.
Дверь в бар распахнулась, и вошел Кандидат в президенты — внушительная фигура, несмотря на детские наивные уши, — ему пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о притолоку. Он осмотрел бар, а потом отступил в сторону и вытянул руку, чтобы пропустить жену, которая свободно прошла под ней. Ему, видно, хотелось удостовериться в том, что в баре приличное общество. Глаза у него были ясные, светло-голубые, а из носа и ушей как-то по-домашнему торчали седые кустики волос. Да, уж кто-кто, а он был продукт подлинный, неподдельный, не чета мистеру Джонсу! Если бы я дал себе труд о них подумать в тот момент, я бы решил, что они несовместимы, как масло и вода.
— Входите, — сказал Джонс (я как-то не мог себя заставить называть его майором), — входите, опрокинем стаканчик!
Его жаргон, как я позже убедился, был немножко старомоден, словно он черпал его из разговорника, и притом не самого последнего издания.
— Прошу меня извинить, — сказал очень вежливо мистер Смит, — но я не потребляю алкоголя.
— Я и сам его не потребляю, — ответил Джонс. — Я его пью. — И он подтвердил свои слова действием. — Моя фамилия Джонс, — добавил он.