Для всего этого нужно время. Конечно, нас принимают везде, где только стоит бывать, – он обернулся и встретил тоскливый взгляд сына. – Но когда я заметил, что ты проявляешь к ней интерес, я подумал, что это превосходная партия. Старинный чеширский род со связями во всем графстве. Я надеялся, что твой сын…
– Вчера ее братец вел себя по-хамски, – пожаловался Брук. – Все время делал гнусные намеки: как будто…
– Пусть у тебя не болит голова из-за Дэна. Пьянство доведет его до работного дома. Казалось бы, можно было ожидать некоторой благодарности… Не обращай внимания, Брук. Как только начнутся скачки, он забудет о своем безутешном горе.
– Кажется, даже его мать считает, что Маргарет была здесь несчастна. Я знаю, папа, вы с Маргарет изредка ссорились, но эта женщина утверждает, будто ей всегда было плохо в нашем доме.
– Ну, знаешь, было бы чересчур – требовать, чтобы они признали очевидное, а именно, что Маргарет была крайне болезненной женщиной, которой не следовало выходить замуж. Разве я не прав? Боюсь, что через десять лет Мод станет такой же.
Брук обвел глазами просторную, немного мрачноватую гостиную. Его взгляд упал на собственное отражение в зеркале над камином, потом натолкнулся на любимое кресло Маргарет, и Брук на мгновение представил ее сидящей в этом кресле – с тугим узлом черных волос, черными глазами и нежными, всегда немного влажными руками.
– Я не удивлюсь, если мы больше никогда не увидим никого из Мэссингтонов, – произнес Брук, нервно покусывая заусеницу. – Все это так несправедливо. В душе они снобы – все до единого.
– Ну и пусть катятся. Это даже к лучшему. Когда ты снова женишься, тебе будет неприятно встречаться с ними.
– Когда я женюсь? – Брук издал нервный смешок: такая мысль, да еще прямо высказанная, застигла его врасплох. – Если я женюсь…
Фредерик Фергюсон повернулся к сыну.
– Я хочу, чтобы ты женился, Брук. И поскорее.
– Но почему? – портвейн снова подвигнул Брука на вызов.
– Я уже говорил.
– Полагаю, на это потребуется время. Не вижу необходимости спешить.
– Тебе должно быть абсолютно ясно: я хочу, чтобы ты вступил в новый брак.
– У меня нет девушки на примете.
– Неважно. Многие почтут за честь выйти за тебя.
– Ты так думаешь? – с невольным интересом спросил Брук.
– Конечно. Кто же откажется от денег, положения в обществе и доброго, покладистого мужа? Даже чересчур покладистого.
В этих словах слышались отголоски давнего спора, но Брук пропустил их мимо ушей.
– Может быть. Я не знаю.
– Никаких "может быть", мой мальчик. Ты можешь сделать блестящий выбор – и сделаешь его.
Больше в этот вечер ничего не было сказано. Однако зерно упало в землю.
В пасхальное воскресенье мистер Фергюсон оказался не слишком занят (редкое и не особенно приятное явление), и его бьющая ключом энергия, благодаря которой ему удавалось каждые пять лет удваивать семейный капитал и которая сделала его одним из выдающихся членов либеральной партии, а также потребность извлекать из каждого часа жизни максимальную пользу побудили его вновь коснуться этой темы.
После обеда вся семья собралась в гостиной. Брук исполнял ноктюрны Филда, тетя Летиция клевала носом над тамбурной вышивкой, а дядя Прайди перелистывал ноты сочиненной им утром музыки. Они слишком плотно пообедали, и теперь их разморило – всех, кроме Фредерика Фергюсона, который ел больше остальных. Казалось, у него, как у ребенка, пища немедленно переходит в энергию.
Он несколько минут постоял возле фортепьяно, следя за тем, как пальцы Брука летают по клавишам.