А где же Пуаро?
Рядом с аквариумом стояла высокая лампа, похожая на софит. Протиснувшись за ее основание, Джей обнаружил ножной выключатель, щелкнул по нему и повернулся, чтобы осмотреться.
Несомненно, это была одна из самых красивых комнат, когда-либо виденных им. И одна из самых захламленных.
Стены были выкрашены в глубокий, энергичный зеленый цвет, такой интенсивный, что резал глаз. Кругом висели не фотографии, как ожидал Джей, а сотни карикатур и рисунков в рамках, исключительно подлинники с автографами, и на некоторых стояли известные Джею имена, – Стедман, Скарф, Серл. Там был даже крошечный набросок Хогарта. Джей удивился. Пол (судя по той его части, которая просматривалась из-под слоя мусора) был сделан из полированных досок пепельного, скорее даже серебристого цвета, так что казался отлитым из металла. Пышный диван размером с фургон, обитый шелком цвета ржавчины, располагался в центре комнаты, напротив камина с полкой из серого мрамора. Она была так заставлена подсвечниками и семейными фотографиями в рамках, что едва ли не прогибалась под их тяжестью. Застывшие струйки разноцветного воска свешивались с подсвечников, как сосульки с водосточных труб зимой. Под огромными окнами стоял дубовый стол, будто прокладывая себе путь в комнату. Его полировка поблескивала, как влажная смола.
Мебели было мало, но вся старинная и прекрасных пропорций. И практически вся она была завалена бутылками из-под вина, жестянками от напитков, окурками, выпавшими из переполненных пепельниц, и одеждой, которая, судя по всему, принадлежала женщине. Невысокой женщине. Все прочее (пол, диван, крышка аквариума, старомодные крашеные радиаторы и даже роскошная клетка для попугая, расположенная возле балконной двери) пребывало в том же плачевном состоянии. Подойдя к клетке, Джей приподнял рукав алой атласной блузки и увидел тощего красного попугая. У него был вид раздраженного пьяницы, которого в шесть часов утра разбудил сосед, чтобы позаимствовать сахарку. Злобно моргая, попугай разинул клюв, высунул серый язык и завизжал: «Деньги на бочку!», а затем стремительно бросился на стенку клетки.
Джей поспешно накрыл клетку рукавом блузки и отвернулся.
Открыв какую-то дверь рядом с клеткой, Джей наткнулся на тот самый бойлер, о котором ему рассказывал Шон. Бойлер тоже был увешан одеждой, уже несомненно женской: в основном, кружевным бельем. Джей знал из разговора с Шоном, что у того есть подружка по имени Триона, которая пришла в ярость из-за его отъезда в Штаты на целых полгода. Но из мести устроить в квартире такой бедлам при помощи жестянок и панталон – в этом было что-то сверхъестественное.
Кухня была так завалена объедками и грязной посудой, что Джей сразу же выскочил обратно, почти не разглядев разные навороченные кухонные штучки и горшки с живыми травами на подоконнике. Запах старой гориллы, разлагающейся во всех этих пластмассовых контейнерах, был уж слишком силен.
Вернувшись в прихожую, он с трепетом заглянул в четыре оставшиеся двери. Одна дверь вела в огромную, заставленную растениями ванную, в которой, как над болотцем, еще витал легкий пар от недавно принятого душа и какой-то сладкий аромат. Две другие двери вели в спальни. Первая была огромная, чисто убранная и безличная, как в номере роскошного отеля, ожидающая своего обитателя на одну ночь. Другая спальня была поменьше, в ней царил хаос из книг, одежды и грязных кружек, а главенствующую роль играла металлическая кровать, которая могла бы служить не только ложем для сна, но и ареной для сексуального марафона. Плетеная проволочная вешалка, брошенная поверх скомканного пухового одеяла кремового цвета, напоминала силок.
Но то, что Джей обнаружил за четвертой дверью, вознаградило его за все потрясения, пережитые по приезде. Он простил Шону весь этот нечеловеческий беспорядок и месть его сумасшедшей подружки, когда заглянул в эту дверь. Там была фотолаборатория, оснащенная по последнему слову техники.