Россия больна «голландской болезнью» серьезно и давно, унаследовав ее еще от Советского Союза. Для российской экономики нет ресурсной проблемы, и это касается как материальных, так и трудовых ресурсов. Нефть, газ, гидроресурсы, рудные ископаемые изобилуют, открываются новые, инициируются масштабные мероприятия, выделяются миллиарды на их освоение – при нехватке инвестиций в передовые технологии, позволяющие их экономить. Однако, вопреки ломоносовскому утверждению о Сибири как источнике будущего приращения богатства России, сегодня следовало бы отнестись к географическим характеристикам страны с большей осторожностью. Ведь требования к качеству жизни на протяжении веков неизмеримо выросли, тогда как, по сути, большая часть ее территории вообще непригодна для проживания человека, здесь с учетом возросших требований труд может быть организован только вахтовым способом и в весьма ограниченных масштабах. Куда выгоднее жить и трудиться там, где для этого есть хотя бы минимальные условия, и это необходимо учитывать.
Потребность в энергетических и сырьевых товарах всегда относительна, поскольку они могут быть замещены альтернативными источниками и технологическими решениями. Давно известно, что вложения в экономию ресурсов, в повышение эффективности энергопотребления приносят больший доход, чем те же вложения в разработку и освоение новых месторождений. Страны, идущие по этому пути, выигрывают по многим компонентам: снижают размер платы за нефть, развивают современные технологии, улучшают экологическую обстановку. Целесообразность таких путей настолько очевидна, что вызывает недоумение только один вопрос – почему это не делается в России. Вероятный ответ заключается в том, что коррупционная машина проедания ресурсов запущена и набрала обороты, и теперь остановить ее у данного правительства нет ни сил, ни желания.
Многие импортеры нефти не одно десятилетие успешно работают над проблемой энергосбережения. Это выражается в снижении удельных затрат энергоносителей на единицу мирового ВВП, расширении использования новых отраслей энергетики. С 2006 г. развитые страны сокращают абсолютные объемы потребления нефти. Пока спрос в развивающихся странах перекрывает его сокращение в развитых, но общие темпы прироста потребления снижаются и, согласно прогнозам, составят в 2011–2020 гг. 0,7–0,9% в год вместо 1,4% в 2001–2010 гг. Текущий уровень цен на нефть держится благодаря квотированию добычи странами ОПЕК, но если спрос упадет, а добыча вне ОПЕК будет расти, цены неизбежно пойдут вниз. В ближайшие несколько лет сформируется единый мировой рынок газа, основой которого станет сжиженный газ, его доля к 2020 г. может достигнуть 75% мировой торговли, на долю трубопроводного останется всего 25%. Диктовать цены в таких условиях будет уже невозможно, они будут определяться конъюнктурой рынка на момент поставки [23]. Кроме того, мощнейшее влияние на будущий рынок энергоресурсов окажет развитие новой технологии добычи сланцевой нефти и газа. Согласно некоторым прогнозам, добыча сланцевой нефти и газа позволит США уже в недалеком будущем обеспечить свои потребности в углеводородах [3].
Несмотря на кажущееся относительное благополучие, прогнозы неутешительны. Так, по мнению аналитиков банков «Citigroup» и «Morgan Stanley», замедление роста крупнейших экономик мира приведет к циклическому сдвигу в глобальной экономике и завершению цикла высоких цен на сырье и, прежде всего, на энергоносители. Десятилетний суперцикл «дорогой нефти» подходит к концу. Так уже было несколько раз: как только расходы на нефть достигали 6% мирового ВВП, рост экономики замедлялся, и спрос на энергоносители падал. Когда рынки дойдут до этой точки, сырьевой пузырь лопнет, цены упадут, а рост снова ускорится. Рост цен на основное сырье, такое как нефть, приводит к росту издержек бизнеса и населения, становится тормозом для мировой экономики. Скачок цен на нефть воспринимается как большой налог, а последующее снижение – как облегчение бремени. Поэтому конец нефтяного бума станет хорошей новостью для мировой экономики. А жертвой лопнувшего нефтяного пузыря станет прежде всего Россия. Изменится ландшафт мировой экономики: разбогатевшие на продаже сырья страны, вроде России и Бразилии, потеряют существенную часть своих доходов, а импортеры сырья – США, Китай, Индия или даже Турция – получат новые преимущества за счет дешевеющих ресурсов. Резкое снижение нефтяных цен приведет к росту западных экономик, которые сэкономят значительные траты на импорт сырья, и освободит капитал для более продуктивных секторов [20].
Среди нефтедобывающих стран можно видеть различные стратегии в отношении сырьевой экономики. Одна из них заключается в том, чтобы постоянно откладывать часть нефтяных доходов на будущее, в антикризисные фонды и «фонды будущих поколений». Так поступает, например, Норвегия, причем независимо от текущей цены на нефть. Другое направление – инвестирование доходов в другие сектора, создание нефтеперерабатывающих предприятий, научных центров, развитие строительной индустрии, т.е. вложения в другие источники доходов (примером могут служить страны Ближнего Востока).
В первые годы XXI в. бюджетная политика России ознаменовалась известной стабилизацией и стратегией консолидации доходов. Хотя расходы государственного бюджета росли быстрее, чем доходы, бюджет до 2009 г. был положителен, государственный долг сократился со 100% ВВП в 1999 г. до 8% в 2009 г. В 2003–2008 гг. были созданы значительные резервы за счет консолидации доходов от экспорта углеводородов сначала в Стабилизационном фонде, а затем в Резервном фонде и Фонде социального обеспечения. Теперь же зависимость России от цен на нефть, обеспечивающую 2/3 российского экспорта и половину доходов государства, несет в себе среднесрочный риск. По оценкам экспертов, при росте цены нефти на 2% в год дефицит федерального бюджета может достигнуть 10% ВВП к 2025 г., если налоговая нагрузка и экономический рост останутся на сегодняшнем уровне и если правительство профинансирует все предусмотренные на ближайшие пять-семь лет программы. Вместе с тем одной из основных проблем российской бюджетной системы остается недостаточность средств, направляемых на финансирование инфраструктуры и человеческого капитала. По сравнению со средними показателями по ОЭСР Россия расходует меньше на образование (1,5–2,0% ВВП), здравоохранение (3–4% ВВП), защиту окружающей среды (0,5–1% ВВП) и инфраструктуру (2–3% ВВП) [26, с. 11, 12].
Опасности однобокой сырьевой экономики усугубляются более общей проблемой, выражающейся в кризисе всей традиционной индустриальной структуры отечественной экономики, сложившейся еще в советский период, но по-прежнему сохраняющей свои основные черты вопреки слабым попыткам модернизации. В настоящее время основные производственные фонды страны устарели более чем на 50%. Большинство действующих предприятий находятся на уровне четвертого технологического уклада, лишь около 10% достигли пятого. Между тем развитые страны мира готовятся к переходу на шестой технологический уклад. Все это является еще одним важным доводом в пользу сбережения и реинвестирования значительной части ресурсных доходов в экономику.
Ресурсы труда – плюсы и минусы
Сказанное выше о природных ресурсах полностью применимо и к такому важнейшему виду экономических ресурсов, как рабочая сила. Прежде всего, важно то обстоятельство, что как богатство природных ресурсов, дающее обилие природной ренты, так и дешевая рабочая сила (при условии, что она «своя») дает экономике лишь кратковременное (до повышения уровня жизни) конкурентное преимущество. Россия же таким преимуществом не обладает.