Мы можем проследить подобное же различие и наблюдая все другие восприятия ума: разгневанный человек возбужден совершенно иначе, нежели тот, который только думает об этой эмоции; если вы мне скажете, что человек влюблен, я легко пойму, что вы под этим подразумеваете, и составлю себе верное представление о его состоянии, но никогда не спутаю это представление с действительным пылом и волнениями страсти. Когда мы размышляем о своих прежних чувствах и аффектах, наша мысль служит верным зеркалом, правильно отражающим свои объекты, но употребляемые ею краски слабы и тусклы в сравнении с теми, в которые были облечены наши первичные восприятия. Чтобы заметить различие тех и других, не нужно ни особой проницательности, ни метафизического склада ума.
Возбуждение – у Юма просто состояние, отличное от состояния покоя, не обязательно означающее какие-то резкие или усиленные порывы. Именно юмовское понимание лежит в основе физиологических понятий, таких как «нервное возбуждение».
Метафизический – Юм обычно противопоставляет «метафизическую философию», занимающуюся причинами бытия и познания, и «моральную философию», которая означает у него вовсе не этику, а то, что мы называем «дисциплинами социально-гуманитарного цикла», изучение любых явлений с точки зрения человеческого участия в них. Тогда метафизическое познание – такое рассмотрение явлений, которое отрешается от знакомых человеческих реакций или привычек.
И поэтому мы можем разделить здесь все восприятия ума на два класса, или вида, различающихся по степени силы и живости. Менее сильные и живые обычно называются мыслями или идеями, для другого же вида нет названия ни в нашем языке, ни в большинстве других, и это потому, думаю я, что ни для каких целей, кроме философских, не было надобности подводить данные восприятия под общий термин, или общее имя. Поэтому мы позволим себе некоторую вольность и назовем их впечатлениями, употребляя этот термин в смысле, несколько отличном от общепринятого. Итак, под термином впечатления я подразумеваю все наши более живые восприятия, когда мы слышим, видим, осязаем, любим, ненавидим, желаем, хотим. Впечатления отличны от идей, т. е. от менее живых восприятий, сознаваемых нами, когда мы мыслим о каком-нибудь из вышеупомянутых ощущений или душевных движений.
Идея – данный термин, созданный Платоном, во времена Юма часто употреблялся в смысле «замысел», как мы говорим: «у меня есть идея пойти пообедать». Поэтому идея и оказывается у философа синонимом мысли, причем не вызванной напрямую текущим опытом.
Впечатление – до Юма этот термин употреблялся в значении следов, сохраняемых в памяти, и относился к знаниям, пережитому, сновидениям и другим сохранениям живых переживаний в уме. Мыслитель радикально меняет смысл термина, отождествляя его с непосредственным впечатлением до того, как оно становится предметом мысли.
Душевное движение – понятие, близкое термину «аффект». Философ писал: «душевное движение», чтобы подчеркнуть, что речь идет о живой реакции, а не о тех вторичных аффектах, которые могут пробуждать в нас мысли или воспоминания (скажем, мстительность – аффект, но не душевное движение).
На первый взгляд ничто не кажется более свободным от ограничений, нежели человеческая мысль, которая не только не подчиняется власти и авторитету людей, но даже не может быть удержана в пределах природы и действительности. Создавать чудовища и соединять самые несовместимые формы и образы воображению не труднее, чем представлять (conceive) самые естественные и знакомые объекты. Тело приковано к одной планете, по которой оно передвигается еле-еле, с напряжением и усилиями, мысль же может в одно мгновение перенести нас в самые отдаленные области вселенной или даже за ее границы, в беспредельный хаос, где природа, согласно нашему предположению, пребывает в полном беспорядке. Никогда не виденное и не слышанное все же может быть представлено; мысли доступно все, кроме того, что заключает в себе безусловное противоречие.
Представлять – буквально «схватывать», «обдумывать». Тот же корень, что в слове «концепт». Юм говорит о том, что для мысли все равно, работать ли со знакомыми и реальными объектами, или конструировать нереальные – в том и другом случае мысль лишь соединяет впечатления, просто во втором случае действует с большим произволом.
Безусловное противоречие – непримиримое противоречие в логике, например «быть и не быть одновременно». А две части условного противоречия могут быть примерены, так как противоречат здесь аспекты, но не сами вещи, например «я есть инженер, но не есть врач, так что я есть и не есть».
Но хотя наша мысль, по-видимому, обладает безграничной свободой, при более близком рассмотрении мы обнаружим, что она в действительности ограничена очень тесными пределами и что вся творческая сила ума сводится лишь к способности соединять, перемещать, увеличивать или уменьшать материал, доставляемый нам чувствами и опытом. Думая о золотой горе, мы только соединяем две совместимые друг с другом идеи – золота и горы, которые и раньше были нам известны. Мы можем представить себе добродетельную лошадь, потому что на основании собственного чувствования (feeling) способны представить себе добродетель и можем присоединить это представление к фигуре и образу лошади – животного, хорошо нам известного. Словом, весь материал мышления доставляется нам внешними или внутренними чувствами, и только смешение или соединение его есть дело ума и воли. Или, выражаясь философским языком, все наши идеи, т. е. более слабые восприятия, суть копии наших впечатлений, т. е. более живых восприятий.
Чувствование – условный перевод для обозначения устойчивой способности восприятия. Например, для различения горячего и холодного достаточно чувства, тогда как для восприятия добра и зла необходимо чувствование, определенное состояние, позволяющее отличать добро от зла. Не нужно смешивать чувствование с позднейшим пониманием «чувственного» как требующего особых чувств. Хотя у Юма уже содержатся все предпосылки для произошедшей в XVIII веке революции чувственности. Это время, когда «чувствами» (sentiments) стали называть устойчивые этические отношения, вроде любви или дружбы, как в выражениях «уметь чувствовать», «пробудилось чувство», «оскорбленное чувство», «чувствовать спешит», и другие, где под чувствами имеются в виду, прежде всего, практики любви и дружбы. В английский контекст этот смысл «чувства» принес Адам Смит, ученик и товарищ Юма, в трактате «Теория нравственных чувств» (1759). Смит выводил социальную жизнь из таких нравственных чувств, а в человеческом сознании видел, прежде всего, понимание того, что такие чувства есть у всех.
Для доказательства этого, я надеюсь, будет достаточно двух следующих аргументов. Во-первых, анализируя наши мысли, или идеи, как бы сложны или возвышенны они ни были, мы всегда находим, что они сводятся к простым идеям, скопированным с какого-нибудь прошлого ощущения или чувствования. Даже те идеи, которые кажутся нам на первый взгляд наиболее далекими от такого источника, при ближайшем рассмотрении оказываются проистекающими из него.
Возвышенное – Юм переходит от старого риторического понимания этого термина, «создающее непосредственный эффект», «непосредственно влияющее на ситуацию» – к более привычному нам «относящемуся к интеллектуальной сфере, далекой от повседневного опыта». Отсюда и становится возможным рассуждение о том, что идею Бога можно составить из отвлеченных возвышенных идей; в старой философии было бы допустимо составить так только идеи отдельных качеств Бога, таких как всемогущество, мудрость или благость.