Ещё, вспоминается, ты любил копаться в мусорном ведре. Ведро стояло в шкафчике в кухне, но в Штатах кухонный закуток не имеет дверей. И тебе было раздолье: вывалить весь мусор на пол. Но взрослые хитрые: Даша купила распорки, которые вставлялись в проём двери и загораживали проход. Взрослым ничего не стоило перешагнуть через препятствие, но для годовалого ребёнка это было непреодолимой преградой. Ты стоял возле распорки, рвался в кухню, смешно приседал и громко кричал.
Несмотря на все описанные проделки, ты был вполне терпимым ребёнком, легко переключался на что-то другое, любил стоя в манеже смотреть мультики для маленьких детей, где лилась водичка, играла музыка, передвигались игрушки и живые животные. Такие бессюжетные картинки.
В конце декабря я улетела в Россию, и мы расстались с тобой на два с половиной года. Тогда ты был веселый и здоровый малыш.
Первое английское слово
Весной следующего года родители твои перебрались в Лос-Анджелес. Там тебя и отдали в детский сад, сначала в русский, а потом, чтобы ты немного освоил и английский язык, в американский.
Серёжка по телефону рассказал нам:
Они гуляли в зоопарке, там были бомжового вида американцы с собакой, которая всех лизала. Потянулась и к Стёпе, Стёпа испугался, и Серёжка взял его на руки. Мальчик с высоты папиного роста почувствовал себя в безопасности.
Хозяева собаки говорили по-английски, и маленький русский мальчик понял, что обращаться к их собаке по-русски смысла не имеет, он указал на пса пальцем и сказал: – Фак хед!
Это были первые английские слова, услышанные родителями от трёхлетнего сына. Посещение детского сада не прошло для ребёнка даром, чему-то он научился. Возможно, правда, не тому, чему бы им хотелось.
И там, в Калифорнии, у тебя начались первые приступы астмы, которая мучила тебя в детстве лет до 11.
Встреча, спустя 2 с половиной года
Даша с Серёжей перебрались из Калифорнии обратно в штат Нью-Йорк. Во время переезда у них гостил Витя и, возвращаясь в Россию, забрал Стёпу с собой, чтобы дать им спокойно устроиться на новом месте, Стёпе было три с половиной года.
Мы с Лёшей встретили их в аэропорту и поехали к сватам на Петровско-Разумовскую, чтобы Стёпа первое время побыл с Витей, к которому он привык, а не сразу к нам.
На Дмитровке застряли в пробке. Трехлетнему Стёпе было скучно, и он пытался открыть двери машины. Не зная, как отвлечь ребёнка, я вынула изо рта зубной протез и покрутила перед его глазами:
– Видал, что я могу? – сказала я
Ты был потрясен, округлил глаза, заглянул мне в рот.
– А язык вынуть можешь?
Вскоре Витя передал тебя нам. Лёша работал, и мы целыми днями были с тобой одни, не считая собаки. На ближней даче. И я записала в дневник о тебе в то, давно прошедшее, лето.
Арина, первое знакомство
Катя с Аришкой и Соней приехали к нам на дачу.
Стёпочка повернулся и посмотрел на входящих в избу людей. Когда его взгляд упал на двухлетнюю Аришку, идущую впереди сестры и матери, он заулыбался, и личико его засияло.
– Она маленькая? – зазвенел его голосок.
– Маленькая, – сказала Катя.
– Она маленькая, – умильно повторил Стёпа, подошёл к Арине и ладошкой ударил её по голове.
Вмешаться мы не успели. Арина не только не заплакала, но развернулась и шлёпнула в ответ своего двоюродного братца по темени. Звонко так шлёпнула. Стёпочка обиделся, лицо его сморщилось, и он заплакал.
– Стёпа, ты почему ударил Арину? – спросила я строго. – Ты хотел её обидеть?
– Нет, – с горечью непонятого человека ответил Стёпа. – Я хотел с ней поиграть.
Хочу поставить Стёпе мультик. Беру диск, он весь в пятнах.
– Это кто своими пакостливыми ручонками весь диск опять заляпал? Я его сегодня уже протирала, а он опять грязный.
– Это Арина. Я её за это по попе нашлёпал. А она кричала:
– Мама, мама, я боюсь Стёпу, боюсь.
Убедительнейшая картина. И всё враньё от начала до конца. Арина только «мама» и говорит. Да и были они всего один день. Два дня, как уехали.
Лето, год 2006. Мы вдвоём и собака Рада на ближней даче
Стёпа маленький, оторван от родителей, среди малознакомых людей. Я его помню, а он меня нет. Приходится объясняться в любви, что мне совершенно не свойственно.
– Стёпа, знаешь, я тебя люблю.
– Ты меня любишь? Почему?
– Ты мой внук, я твоя бабушка.
– А почему ты моя бабушка?
– Потому что я мама твоего папы.
– Ты мама моего папы? Но почему ты меня любишь?
– Бабушки любят своих внуков.
– А почему бабушки любят своих внуков?
– По глупости.
Стёпа удовлетворился и замолчал. Странно, но действия по глупости не вызывали у него вопросов.
Соседский мальчик Дима подходит к ограде. У нас сетка-рабица, и виден он хорошо. С другой стороны к нему подбегает Стёпа.
– Дима! – радостно кричит он, – Дима! Как тебя зовут?
– Дима, – серьезно отвечает тот.
Они бегают вдоль забора и смеются. Наконец, Стёпа устаёт и останавливается:
– Дима, – снова говорит он, – Дима, как тебя зовут?
– Дима, – следует невозмутимый ответ.
Стёпа нашёл червяка, зажал в руке, принёс мне. Я должна была восхититься червяком. Я восхитилась. Потом пришлось подержать его в руке. Я подержала, но созналась, что не очень люблю червяков.
– Соня любит, – решил Стёпа.
– Навряд ли.
– Нет, Соня мне говорила, что очень сильно любит червяков.
Оставим это сомнительное утверждение на совести Степана.
– Я съем червяка.
– Нет, ни в коем случае. Нельзя есть такую гадость.
– А почему?
– Он грязный, ты его в земле нашёл.
– Тогда ты съешь. Помой и съешь.
– Я не люблю червяков.
– Тогда я Раде отдам.
– Хорошо, Рада пусть ест.
Гуляли по садовому товариществу, Стёпа нашёл красную пластмассовую трубочку, похожую на трубку из шариковой ручки, в которую заливается паста. Несмотря на мои протесты, взял её с собой.
На дороге лужи, их приходится обходить.
– Почему здесь лужи маленькие, а там были большие?
– Там почва неровная, здесь лучше.
Стёпа подносит найденную трубку ко рту, и наклонятся над лужей. Такое впечатление, что он хочет в неё подуть.
– Ай-яй, – кричу я. – Нельзя грязную трубку в рот совать!!!
– А она грязная?
– Да, ты же её на дороге нашёл.
– Я приду, её на стол положу.
– Нельзя находить всякую дрянь на дороге и класть на чистый стол.
Идём дальше. Стёпа смотрит на лужи.
– А Рада из них пила.
– Рада собака, ей можно.
– Я ей трубочку дал, она из трубочки пила.
Господи, что только не выдумает человек, когда ему три с половиной года!
Степан залез на яблоню. Ухватился за тонкую иссохшую ветку, она стала ломаться, он – вопить на весь участок от страха.
Я прибежала на звук: внук высоко, не достаю даже до кроссовок, прилепился к стволу, уцепился правой ручонкой за сухой ломкий сук, чувствует, как он трещит, и плачет:
– Ой, боюсь, ой, боюсь.
Я боюсь вместе с ним: если начнёт падать, то пока долетит до меня, весь издерется о сухие ветки, и не факт, что я его поймаю. Земля в саду, правда, мягкая, покрыта травой, и это утешает.
– Держись за ствол, за ствол держись, – командую я, оглядывая дерево и обдумывая его путь наверх. Как-то он туда залез, значит, и слезть можно.
Внук обнял шершавый ствол, прижался к нему, перестал выть от страха.
– Ногу тяни вниз, ещё вниз, направо, ещё тяни.
Маленькая нога с задранной штаниной медленно сползла до развилки дерева, укрепилась там. Мальчишка перенес на неё тяжесть тела, высвободил вторую ногу и ухватился руками за толстый сук, расположенный ниже.
Вторая нога стала спускаться, скользить по стволу, достигла моих поднятых рук, и уже не ища опоры, внук мешко́м свалился мне на руки. Я поймала, поставила на землю.
Стёпа подергал руками и ногами, проверяя, всё ли в порядке, и ухватился за яблоню, чтобы повторить восхождение, вернее, вползание на её макушку.
Достигнутый в первый раз результат, видимо, не удовлетворил его. Я разозлилась: даже и спасибо не услышала за спасение, и он снова за старое.
– Если ещё хоть раз полезешь на эту яблоню, я наподдаю тебе хороших.