– Это смотря какого размера палец. – В синих глазах Аркадия Викторовича заискрилась улыбка.
– А раньше за ней такое водилось – опаздывать, не приходить? – Лена, не обращая внимания на котёнка, продолжала задавать матери вопросы.
– Да что ты меня пытаешь, откуда я знаю.
– Вот ты, дочка, и разузнай, ты же у нас сыщик, – предложил отец.
– Для этого должно поступить заявление. – Лена присела, чтобы собрать котлеты с пола.
– Не думал я, что ты у нас такая формалистка. – Слова отца прозвучали, как обвинение.
– Я не формалистка, просто с чего вдруг её искать. Может она укатила куда-нибудь с любовником. Времени прошло всего ничего, как я понимаю. Никто из родных в розыск не подал. У меня нет оснований. – Лена уговаривала сама себя. Где-то там «под ложечкой» сверлило нехорошее предчувствие.
– Ты же в знаки веришь, – не унимался отец.
– И что? Какие тут знаки?
– А самые что ни на есть верные. Чтобы прима не явилась на премьеру – случай, в самом деле, из ряда вон. Так? И именно сегодня, когда мы туда пошли.
– Кроме вас там ещё были люди.
– Да, но не у всех дочери следователи. И ты, заметь, встретила нас в форме. С чего вдруг?
– Да просто решила примерить.
– Вот! Ничего просто так не происходит, – то ли в шутку, то ли в серьёз рассуждал Аркадий Викторович.
– Папа, но ты же в знаки не веришь. – Лена сделала последнюю попытку отвертеться.
– Я нет. Но ты же веришь.
– Ладно, завтра схожу в театр. Может к тому времени она сама объявится.
Глава вторая
– Театр начинается с вешалки не только для зрителей, но и для всех служителей Мельпомены, – с расстановкой пояснила Станислава Афанасьевна. Гладко причёсанные с серебряной проседью волосы и тёмный, почти чёрный костюм придавали пожилой женщине значительность не только в собственных глазах, но, наверняка, и в глазах окружающих. Встретив Рязанцеву в фойе, она любезно предложила ей провести небольшую экскурсию по театру.
Взглянуть на закулисную жизнь – предложение заманчивое, но затягивать визит не хотелось.
– Станислава Афанасьевна, а где можно посмотреть на портрет Вероники Лебедевой, и поговорить с кем-нибудь, кто лучше всего знает её. Собственно, я за этим сюда и пришла. Насколько я понимаю, артистка до сих пор не объявилась.
– Ну как хотите, – обиделась женщина. – Тогда вам лучше поговорить с заведующей труппой Щербань Лидией Васильевной, а портрет вот висит. – Станислава Афанасьевна указала на стену с фотографиями артистов балета и работников театра. – Вот она.
Чёрно-белый портрет Вероники Лебедевой – ведущей балерины театра висел первым в ряду представителей актёрского состава. Фотография женского лица была намного больше реальных человеческих размеров, что позволяло подробно разглядеть миловидные черты. С портрета на Лену смотрели добрые и немного грустные глаза.
– А как давно здесь висит эта фотография?
– Давно уж, лет пять точно, а то и больше.
– А как она сейчас выглядит?
– Да так же. Балетные ведь до старости почти не меняются. Даже не знаю, в чём секрет их вечной молодости, может потому что худые, – пожала плечами Станислава Афанасьевна.
– У неё глаза грустные. Не знаете почему?
– Нет, не знаю. Девушка она приятная, милая такая, не чета остальным. Вежливая, внимательная, но это на мой взгляд. Я ведь с ними почти не пересекаюсь. Вам лучше с Щербань поговорить, она их всех, как облупленных знает. Вон её кабинет. – Женщина указала на дверь в конце коридора.
Заведующая труппой – похожая на Фрекен Бок грузная светловолосая женщина восседала за маленьким письменным столом, который визуально ещё больше увеличивал её в размерах. Тёмное клетчатое платье выглядело бы убого, если бы не золотистая квадратная подвеска. «Аксессуар делает костюм», – подумала Лена, с трудом отрывая взгляд от похожей на египетский иероглиф подвески.
– Лидия Васильевна, а почему вы не заменили Лебедеву, ведь у вас есть второй состав?
– Мы думали над этим вариантом, но… понимаете… Люди шли именно на Лебедеву, заменить её, значит, обмануть их ожидания. Вероника не просто балерина, помимо выдающихся хореографических способностей она обладает драматическим талантом, искусством перевоплощения. А роль Жизель, как будто специально написана под неё. Эта постановка экспериментальная, совершенно иное прочтение уже известного произведения. В основе режиссёр оставил классический сюжет, но видоизменил его окончание, сделав финал более трагичным. Сейчас это модно. Зритель настолько искушён, что его стало не просто заинтересовать. Всем подавай эмоций, страстей, остроты.
– Скажите, а раньше Лебедева позволяла себе подобное – не прийти на премьеру?
– Что вы? Верочка и на репетицию-то никогда не опаздывала. Она очень ответственный человечек. Мы потому и испугались, что такое отношение совсем для неё не характерно. – Женщина встала и подошла к окну, почти полностью закрыв его собою. – Что-то случилось. С ней что-то случилось, иначе она бы уже дала о себе знать.
– А она одна живёт? Есть у неё семья?
– Почти одна. Точнее, она замужем, но муж её известный актёр, много снимается, постоянно в командировках.
– А как фамилия?
– Ой, я что-то и не припомню.
– Такой известный, что даже фамилия не запомнилась? – усомнилась Рязанцева.
– Так он же в основном в сериалах снимается, а я сериалы не смотрю. То, что знаменитый, знаю с чужих слов. У нас ведь тут от сплетен никуда не денешься.
– И что, кроме мужа у неё никого нет?
– Есть мать, но живёт отдельно, где-то за городом.
– У вас есть её адрес или телефон?
– Нет, откуда. Хотя знаете что. Надо спросить у её подруги Олеси Дорофеевой. Я сейчас её разыщу. – Заведующая сняла трубку и отдала кому-то распоряжения. – Кстати, Олеся и есть Жизель из второго состава. Неплохая балерина, но до Лебедевой ей далеко.
Через пять минут в кабинет вошла высокая худая брюнетка. Длинные, зачёсанные назад волосы открывали огромный лоб. Девушка могла бы казаться красивой, если бы не эти залысины и длинный с горбинкой нос. Но больше всего портили лицо брови. Их линия круто поднималась вверх и на середине, будто сломанная ветка, резко меняла своё направление. В этом было что-то неестественное, театральное и даже нелепое. Если бы пришлось создавать её фоторобот, то ничего кроме – «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек» – Лене бы в голову не пришло.
На миг пронзив Рязанцеву ледяным взором, девушка быстро перевела взгляд на заведующую. Глаза тут же стали сладко-приторными, нет, не тёплыми, а какими-то елейными. Казалось, ещё немного и из глаз на заведующую брызнет сироп.
– Олеся, ты телефон матери Вероники знаешь? Или где она живёт?
– Телефон не знаю, а живёт она в Починках, это в семидесяти километрах от Москвы. Номер дома не помню, но его легко найти, он прямо впритык к почтовому отделению стоит. Голубой с резными ставнями. Я там только один раз была, мы с Никой малину ездили собирать. Туда электрички каждый час ходят.
– А как её имя и отчество? – перехватила инициативу Рязанцева.
– Серафима Андреевна Лебедева.
– Кстати, а как зовут мужа Вероники? – последовал вопрос от заведующей.
– Дмитрий Королёв, – процедила сквозь зубы девушка в сторону Рязанцевой. – Только он сейчас в командировке. В Калининграде, на съёмках.
«Я ей не нравлюсь». – Лена в ответ измерила девушку холодным взглядом. – «Впрочем, она мне тоже».
Тратить время собственного выходного дня на поездку за город было жаль. Но если не довести дело до конца, значит вычеркнуть то время, которое она уже потратила на поиски исчезнувшей балерины. Попрощавшись, Лена вышла в коридор и набрала номер Виктора Котова. Ответа пришлось ждать долго, она уже хотела отключиться, но тут весёлая мелодия, звучавшая вместо гудка, резко оборвалась, и послышался запыхавшийся голос Котова:
– Алло, Елена Аркадьевна, что случилось?