– Это вам! От чистого сердца! Ну… чтобы хоть как-то загладить мою вину. ГИБДД я уже вызвала: сказали, что скоро приедут. Я и решила сбегать за кофе пока.
Она снова улыбнулась, и Михаил сразу простил все этому очаровательному созданию. Она действительно была необыкновенно хороша – стройная фигура на изящных длинных ногах, густые темные волосы, красивое лицо и пронзительные серые глаза. Одета девушка была с большим вкусом – элегантная темно-серая юбка, сдержанная нитка жемчуга на шее и светло-голубая деловая блузка, позволяющая мужчинам дать волю воображению и представить, что она скрывает. Девушка снова принялась извиняться:
– Мне так неудобно!
Синявский жестом попросил ее прекратить, но она расстроенно продолжила:
– Не знаю, что случилось! Машина почему-то поехала назад…
Инспектор дорожной полиции приехал очень быстро, и оба водителя принялись заполнять необходимые бумаги. Так стало известно, что незнакомку зовут Алина. Когда процесс оформления ДТП завершился, и девушка, еще раз извинившись, села в свой автомобиль, Михаил вдруг наклонился к двери «БМВ»:
– А вдруг это судьба, Алина? Поужинаем?
Она подняла свои удивительные глаза на него и, на секунду задумавшись, ответила:
– Давайте так: если мы встретимся еще раз, тогда, возможно, это и судьба…
Пока Синявский подыскивал слова для ответа, «БМВ» начал движение и скрылся в потоке. Михаил вернулся к разбитому «Мерседесу», подумав с горечью, что упустил свое счастье.
Тем летом Синявский часто по вечерам выезжал на велопрогулку. Ему нравилось лететь на хорошей скорости по Андреевской набережной до того места, где она упирается в Мосфильмовскую улицу, а потом, развернувшись, мчаться обратно через парк Горького к Музеону. Велопрогулки помогали разгрузить мозг, давая передышку от мыслей. Первое время Михаил перед выходом пытался планировать – на прогулке нужно обдумать новую концепцию или прикинуть ёмкость нового рынка сбыта, но потом бросил это неблагодарное занятие. Едва он садился на велосипед, и в наушниках начинала играть музыка, все планы начисто выпадали из головы. На самом деле так было даже лучше, и через некоторое время Михаил начал ценить эти два часа именно за то, что он мог провести их, бездумно крутя педали. Вернувшись домой в день аварии, Синявский взглянул в окно на заходящее солнце и решил, что сегодня ему прогулка необходима как никогда. Проскочив через парк Дворца молодежи на Воробьевых горах, Михаил спустился от улицы Косыгина по извилистому серпантину к набережной и помчался по ней, обгоняя молодых людей на скейтах, самокатах, роликах и прогулочных велосипедах. Любителей бега трусцой здесь было тоже много: поодиночке и парами, молодые спортивные люди и пенсионеры, родители с детьми, все бежали, сосредоточенно глядя перед собой. Синявский сбросил скорость, лавируя между двумя группами ребят на роликовых коньках, и неожиданно увидел Алину, присевшую отдохнуть на деревянную скамейку после пробежки. Он еле узнал ее: теперь девушка была в спортивной одежде, но ее выдали волосы. Михаил не поверил своим глазам, проехал мимо, развернулся и снова проехал рядом. Это точно была она! Синявский остановился:
– Добрый вечер, Алина! Похоже, это все-таки судьба.
Девушка подняла свои изумленные от неожиданности глаза, но, узнав Синявского, улыбнулась:
– Добрый вечер! Возможно.
***
Через сорок минут Михаил уже подъезжал по неширокой двухполосной дороге, проложенной среди соснового леса, к вилле Кудасова. Вся обширная территория поместья была обнесена высокой кирпичной оградой, нашпигованной видеокамерами. Михаил остановился перед чугунными воротами и подождал, пока охрана откроет их. Проскочив по боковой аллее среди запорошенных снегом елей, «Мерседес» Синявского нырнул в гараж и остановился рядом с большим черным джипом и «Майбахом», на котором обычно перемещался по городу дядя. Дверь, ведущая в дом, приоткрылась, и в проеме появился Владимир, телохранитель Кудасова. Он внимательно оглядел «Мерседес», затем перевел глаза на Михаила и негромко произнес своим ровным голосом:
– Михаил, добрый день! Александр Борисович ждет вас!
Владимир Кочетков, верный цербер дяди, никогда не нравился Михаилу. Высокий, подтянутый и всегда очень серьезный, он внимательно разглядывал собеседника, будто пытаясь заглянуть ему сразу в душу. Типичный сотрудник спецслужб! Дядя не рассказывал в деталях, как они познакомились, но Михаил припоминал какую-то неприятную историю, из которой Кочеткова вытащил именно Александр Борисович. С тех пор они были неразлучны. Владимир также не проявлял симпатии к Михаилу, всегда держась на расстоянии. Справедливости ради надо сказать, что он вообще никого в этом плане не выделял, преданный только своему шефу. Телохранитель посторонился, пропуская Михаила вперед. Тот прошел мимо и обернулся, вопросительно взглянув на Кочеткова, который словно ждал этого и тут же тихо проговорил:
– Александр Борисович у себя в кабинете.
Поблагодарив его кивком, Синявский вошел в отделанную в стиле барокко гостиную с огромным камином. На его полке по краям стояли два массивных бронзовых канделябра с толстыми витыми свечами, а между ними возвышались потрясающие антикварные часы работы знаменитого саксонского мастера Келера. Полуметровая композиция на тему охоты представляла собой скалу из золоченого серебра. Вокруг циферблата располагались невероятно искусно вырезанные из слоновой кости и черного дерева фигурки охотников с ружьями и копьями, знаменосцев, егерей с охотничьими рожками в руках, рвущихся вперед гончих и кабанов с огромными клыками. Все персонажи были украшены эмалью, янтарем, жемчугом, изумрудами и золотом. Подобные часы, только еще богаче отделанные, мастер сделал для саксонского курфюрста Августа Сильного. Их и сегодня можно увидеть в дрезденском Цвингере. А часы, стоявшие на камине, были изготовлены Келером в начале восемнадцатого века по заказу одного знатного шляхтича. Синявский остановился перед ними и засмотрелся на крупную голову оленя с ветвистыми рогами, которая венчала всю композицию, а затем погладил оленя по носу. Так он делал много лет с тех пор, как еще ребенком впервые увидел часы в доме дяди. Неизвестно, каким образом тому удалось раздобыть такой шедевр, достойный лучших мировых музеев. Кудасов не распространялся на эту тему, но Михаил однажды услышал, как он, рассказывая кому-то из гостей историю часов, упомянул, что их вывез в СССР после войны один известный советсткий генерал.
Из-за приоткрытой двери кабинета донесся голос Александра Борисовича:
– Мишка, заходи! Все не можешь пройти мимо этого оленя? Не надоело тебе столько лет смотреть на него?
Синявский, услышав шутливое ворчание Кудасова, усмехнулся и ответил:
– Иду!
С трудом оторвав взгляд от часов, он прошел в кабинет. Если до этого посетитель мог восторгаться в гостиной барочными завитушками, лепниной на стенах и потолке, замысловатой инкрустацией мебели и дверей, то в кабинете его ожидал полумрак и мягкий рассеянный свет, проходящий сквозь витражи окон. У дяди были своеобразные предпочтения по оформлению интерьера, и кабинет он себе организовал в османском стиле. Стены и потолок обили шелковыми обоями, повторяющими изникские изразцы султанского Гарема в Топкапы. Мебель здесь была тоже османская: низкие оттоманки и кресла, стол, книжные шкафы, которые Кудасов разыскал в Стамбуле и привез сюда. Он прочесал чуть ли не все антикварные лавки Султанахмет, Бейоглу и Бешикташа*, а когда завел знакомства среди турецких антикваров, то прошелся еще и по уцелевшим от пожаров старым босфорским особнякам пашей. В окна установили витражи из синих и желтых стекол – ему нравился их рассеянный свет, который он заметил во дворце Топкапы. На полу лежал огромный персидский ковер. Камин в кабинете был выложен настоящими изразцами, которые ему бог весть каким способом удалось вывезти из Турции. Он мучал строителей и декораторов до тех пор, пока ему не сделали практически точную копию камина, расположенного в одном из залов знаменитого дворца. Теперь, подобно султану, Александр Борисович лежал на оттоманке, вытянув ноги. Увидев племянника, он поднялся навстречу и раскрыл объятия. Мужчины обнялись. Кудасов похлопал Михаила по плечу и предложил перекусить, но тот отказался. Дядя, как всегда элегантный даже в домашней одежде – темно-синий удобный кардиган поверх голубой рубашки, фланелевые брюки мышиного цвета – вернулся на свою оттоманку, а Михаил уселся в кресло. Дядя спросил: