Если же в государстве всего два важных мегаполиса, а население остается почти что традиционным, тогда это время энергичный – младших сыновей, алчущих справедливости.
Глава VII
Коммунист Тельман в роли Ивана дурака
Итак, чтобы наверху или главенствующими были идеи народного государства, необходимо энное количество условных старших братьев. Младшие братья берут верх, когда этого энного авторитета нет. Вся старая городская элита, все эти врачи, учителя, адвокаты и чиновники быстро превращаются в сторонников жесткой руки, авторитаризма, бонапартизма, не признают никаких бродяг с улицы, никаких пролетариев, никаких левых с их уравниловкой и социальной справедливостью. Все, что они кричали эти оборванцы под управлением своих вождей, все эти лозунги, нарисованные на маршевых транспарантах, все призывы разделить, отобрать – все это было ложью, лицемерием с точки зрения городской элиты. Никуда традиционное восприятие кастовости не исчезло. Касты остаются. Хоть при рынке они есть, хоть при социальном государстве. Кастовость принимает несколько иную форму. В момент очередного кризиса все государственные служащие и интеллигенция дрейфуют направо, превращаются в новых консерваторов. Но не в виде тех ретроградов, что хотят вернуть феодальные касты, никто еще с ума не сошел, чтобы перевернуть вспять историю Возрождение феодализма с его жесткими кастами возможно только при малой урбанизации вообще. Только у бывших номадов, у кочевников каждый кочевник – потенциальный аристократ. Для возвышения ему много не надо. Главное быть чуть выше других. Помнить свои семь колен предков. Еще лучше, когда у потомка кочевников есть должность (значит и деньги). У урбанизированных народов такое возрождение прошлого де факто невозможно. Прошлая интеллектуальная и культурная элита в виде ремидов желает прекратить этот балаган гражданского равенства, даже ценой урезания своих прав. Ведь за республику всегда – орда всех младших братьев. Именно они своей демократией, своей бесконечной болтовней, вседозволенностью приводят к кризису. На самом деле, здесь нарушили закон социальной иерархии, правители привели к кризису, а младшие готовы поддержать анархию. Если правит не старший брат, даже не отец, а желающие авторитета младшие, это неизбежно приведет любую семью к разорению. Если собрать волю всех младших в республиканском парламенте, то получится нарушение традиции в рамках всего социума. Вот так вся старая интеллигенция превращается скорее в сторонников автократии, диктатуры, а следом и нацизма, если есть необходимость объединить всех одной идеей от учителей до люмпенов.
Но постойте! Ведь в Германии в 30-х бодро вышагивала на площадях и улицах и компартия. В рядах КПГ и под рукой у вождя коммунистов Тельмана было миллион рабочих. Чем же они отличались от республиканских младших братьев? Почему они были за еще более левую социальную республику? Во всяком случае на словах, в лозунгах диктатуры пролетариата.
Все, кто выступает за республику – младший брат по определению. Он уступает другим в патриархальном праве. В свою очередь тот, кто уступает в силу возраста всем братьям, тот является коммунистом. В ревконе нет никаких братьев реальных. Есть братья по рефлексии. Пролетарии – это молодые из горожан. Это зеремиды. Почему они не попали в ряды буржуазных и мелкобуржуазных демократов? Да потому что все места на рынке к их приходу были заняты. Мещане уже заполонили город. Места для выживания, а еще проще – работа осталась только на заводах.
Теперь младший брат не только в силу возраста, но и по законам традиции обязан к сроку обзавестись семье. У него появятся дети. Он станет тоже отцом. Теперь он даже не старший брат, а отец, что еще хуже. С каждым годом он будет остепеняться, с каждым разом он будет праветь. И наконец встанет на сторону всех старших братьев и существующей элиты. Так или не так?
Дело в том, что каждый отец является основателем династии, следовательно и семейной традиции. По чьим стопам пойдет его сын? Даже если пойдет на тот же завод…
Мог ли у немцев при более благоприятных обстоятельствах одержат верх не нацизм, а большевизм? То есть институт младших республиканцев пролетарского типа. В таком случае германская служивая элита поменяла бы свою нацистскую ориентацию и превратилась бы в сплошь интернациональную? Вполне возможно. Для всех ремидов государство превыше всего. Пусть оно будет не немецким, а интернационально немецким – какая разница? Не важно какой вождь обуздал бы рыночную вакханалию. Война войной, а обед по распорядку. Никогда и ни за что традиция не должна обрываться, а сыновья должны хоть что то наследовать.
Но самому Сталину не нужна была бы Советская Германия. Сталину был нужен немецкий вождь – младший брат марионетка, бесполый вождь Тельман. Тельман должен выполнять волю другой формы старшинства – коммунистического московского режима. Что к этому времени являлось продолжением русской феодальной традиции. Чиновники Сталина, номенклатура только назывались большевиками. Какая разница, как старшие сыновья теперь обзываются. Настоящих большевиков, мировых интернационалистов Сталин еще не перебил де факто, но отстранил от власти. Он оперся на своих «сыновей», смотрящих ему в рот, тоже почти идейно бесполых, но желающих завести семью в положенный по времени срок. По таким же законам традиции смирный телок двух маток сосет. В русской традиции не обязательно быть самым старшим, чтобы получить наследство. В русской традиции само послушание сулило не только пирожки, но вообще любовь родителей. Любой убогий Иван, он же дурак, еще Емеля на печи не спроста такие фольклорные символы, народные любимцы.
Глава VIII
Ремиды государственники
Ну так почему же немецкие этатисты, сторонники государства выбрали все таки Гитлера, а не Тельмана? Хотя Тельман уже был поставлен в разряд второсортных немецких заместителей Сталина. В 27 – 29 годах Сталин почистил третий Коминтерн Ленина от леваков. Оставил людей похожих на себя – на свою условную «племенную» семью, ведь похожесть братьев – это не обязательная внешняя похожесть. Это схожесть характеров, схожесть инстинктов, схожесть подходов, – моральная схожесть. Но не фигура и размер личности Тельман сыграли главную роль в стратегическом выборе немцев.
Итак, немцы в отличие от русских выборщиков в 1917 году отдали предпочтение правым этатистам – нацистам. Хотя успех русских зерефов у всего мира был перед глазами. И германская коммунистическая партия была немаленькая. Где еще учение Маркса получило одобрение народов и развитие? Тут же в догонку к причине выбора немецкого народа. Всем известно, что диктатура пролетариата в разном виде ее понимания и толкования прижилась только в малоразвитых аграрных странах, а если быть более точным – в Азии. В той самой Азии, где слово деспотия оказалось созвучнее диктату. Но кого? Но почему? Только потому, что Германия не Азия?
Из истории развития всех социальных общим мира (и от Энгельса) мы знаем, государство может быть там, где есть собственность. Если есть что завещать. Если есть кому завещать.
Даже сравнение и очевидность отсталости будущих коммунистических общин не проясняет конкретики. Да, более технически недоразвиты. Да, в культуре больше эмоций и крен в сторону мифологии. Рациональные народы вообще не верят в сказки. А традиционные аграрные народы любят и сказки, и легенды. Традиционные избегают всякой рациональности. Подобные народы предпочитают авторитет, статус, уважение деньгам. Рациональный и дотошный марксизм понравился традиционным народам не содержанием, а завершением. Там, где в конце марксистского учения добро побеждает зло, там произошло замыкание крестьянской любви: совпадение мифа и марксизма, они встретились без логики по обоюдному согласию. А еще крестьяне любили землю. Вся земля – крестьянам! Больше никаких вопросов.