Да и никогда зевать нельзя. Стараться надо,
чтоб никакой надзирательтебя в одиночку не видел, а в толпе только. Может,
он человека ищет на работу послать, может, зло отвести нена ком. Читалиж
вот приказ побаракам --перед надзирателем за пять шаговснимать шапку и
два шага спустя надеть. Иной надзирательбредет, как слепой, ему все равно,
адлядругих это сласть. Сколькозату шапкув кондейперетаскали, псы
клятые. Нет уж, за углом перестоим.
МиновалТатарин -- и уже Шухов совсемнамерился всанчасть, какего
озарило, чтоведь сегодня утром доразводаназначил ему длинныйлатыш из
седьмого барака прийти купить два стакана самосада, а Шухов захлопотался, из
головы вон. Длинный латыш вечером вчера получил посылку, и, может, завтра уж
этого самосаду небудет,ждитогда месяцновойпосылки. Хороший унего
самосад, крепкий в меру и духовитый. Буроватенький такой.
Раздосадовался Шухов, затоптался -- не повернуть лик седьмому бараку.
Но до санчасти совсем мало оставалось, он и потрусил к крыльцу санчасти.
Слышно скрипел снег под ногами.
Всанчасти,как всегда, до того было чистов коридоре,чтострашно
ступать по полу. И стены крашены эмалевой белой краской. И белая вся мебель.
Но двери кабинетов быливсе закрыты. Врачи-то, поди, еще с постелей не
подымались. А в дежурке сидел фельдшер -- молодой пареньКоля Вдовушкин, за
чистым столиком, в свеженьком белом халате -- и что-то писал.
Никого больше не было.
Шухов снялшапку, как перед начальством, и, по лагерной привычке лезть
глазамикуданеследует,немогнезаметить,чтоНиколайписал
ровными-ровными строчками икаждую строчку, отступя от краю, аккуратно одну
под одной начинал с большой буквы.Шухову было, конечно, сразу понятно, что
это -- не работа, а по левой, но ему до того не было дела.
-- Вот что... Николай Семеныч... я вроде это... болен... -- совестливо,
как будто зарясь на что чужое, сказал Шухов.
Вдовушкинподнял от работы спокойные, большие глаза. На нем был чепчик
белый, халат белый, и номеров видно не было.
-- Чтож ты поздно так? А вечером почему не пришел? Тыже знаешь, что
утром приема нет? Список освобожденных уже в ППЧ.
Все это Шухов знал. Знал, что и вечером освободиться не проще.
-- Да ведь, Коля... Оно с вечера, когда нужно, так и не болит...
-- А что -- оно? Оно -- что болит?
-- Да разобраться, бывает, и ничего не болит. А недужит всего.
Шухов не былиз тех, кто липнетк санчасти, иВдовушкин это знал. Но
правоемубыло дано освободить утром только двухчеловек -- и двух он уже
освободил, иподзеленоватымстекломнастолезаписаныбылиэтидва
человека, и подведена черта.
-- Так надо было беспокоиться раньше. Что ж ты -- под самый развод? На!
Вдовушкинвынул термометриз банки,кудаонибылиспущенысквозь
прорези в марле, обтер от раствора и дал Шухову держать.