ПРОЛОГ
В конце войны судьба забросила меня в Нью-Йорк. Пятьдесят седьмая улица
и ее окрестностисталидляменя, изгнанника, струдомобъяснявшегося на
языке этой страны, почти что второй родиной.
Позадирасстилался долгий,полный опасностейпуть - viadolorosa(1)
всех тех,кто бежалот гитлеровцев. Крестныйпуть этот шелизГолландии
через Бельгию и Северную Францию вПариж, а потом разветвлялся: одна дорога
велачерез Лион напобережье Средиземного моря, другая-черезБордои
Пиренеи в Испанию и Португалию, в лиссабонский порт.
Я прошел этот путь подобномногим другим,спасавшимся от гестапо. И в
техстранах,черезкоторыеонпролегал,мынечувствовалисебяв
безопасности, ибо только очень немногие из нас имели подлинное удостоверение
личности, подлиннуювизу. Стоило попасть в руки жандармов, инас сажали за
решетку,приговариваликтюремномузаключению,квысылке.Впрочем,в
некоторых странах еще сохранилось подобие человечности - нас по крайней мере
не выдворяли в Германию на верную гибель в концлагерях.
Только немногим беженцам удалосьраздобыть настоящие паспорта, поэтому
бегство наше было нескончаемым. К тому жебез документов мынигде не могли
работать легально. Большинство из нас были голодные, жалкие и одинокие.Вот
почему мы и назвали путь наших странствий via dolorosa.
(1) Скорбный путь (исп.).
Вокзалами намслужилипочтамтывмаленьких городишкахи побеленные
ограды на шоссе. В почтовыхотделениях нас могло ждать письмо, посланное до
востребования родными и близкими,а заборы заменяли доски объявлений. Мелом
иуглемнаних были выведены фамилиитех,ктопотерялся,итех,кто
разыскивал друг друга, адреса, предостережения, указания. Призывы, брошенные
в пустоту, дактомуже в годы тотального безразличия,вслед за которыми
настала эпоха полной бесчеловечности - война, когда и гестапо, иполиция, а
нередко и жандармы делали общее дело: охотились за нами, изгоями.
I
Несколько месяцев назадяприбылна грузовом пароходе из Лиссабона в
Америку, по-английски говорил с грехом пополам; казалось, меня, полунемого и
полуглухого, высадили на другую планету. Да это и была другаяпланета. Ведь
в Европе шла война.
Ктому же документыу меня были не впорядке, хотя буквально чудом я
стал обладателемнастоящей американской визы, дававшей мне правона въезд.
Но паспорт мой былна чужую фамилию. Иммиграционные власти отнеслись ко мне
с недовериемизасадилина Эллис-Айленд. И лишь шестьнедельспустя мне
выдали временноеудостоверение натри месяца. Заэтот срокя долженбыл
обеспечить себе разрешение на въезд в какую-нибудь другую страну.
Знакомая картина. В Европея жил долгие годы точно так же, и передышки
длились иногда не месяцы, а дни. Эмигрировав из Германии в тридцать третьем,
я официально сталполитическим мертвецом.