– Ты! – с отвращением выдохнула миссис Уилсон. – Я так и знала – это твоих рук дело! А ну помоги мне встать, девчонка!
– Может, еще кого-нибудь позвать? – заботливо спросила я, наклоняясь к ней. – Вдруг вы себе что-то сломали?
Тут экономка одной рукой вцепилась мне в волосы, второй ухватилась за плечо и попыталась подняться, сжав стальные пальцы до того сильно, что я вскрикнула от боли.
– Да не ори ты, а то обе опозоримся, – прошипела она мне в ухо, окатив волной перегара, и я немедленно почувствовала себя не такой уж виноватой в ее падении.
За волосы она тянула так, что я уж опасалась – вырвет с корнями, но в этот момент ее левая нога, на которую она хотела опереться, внезапно подогнулась, и мы обе рухнули на пол.
Миссис Уилсон взвыла.
Лежа на спине и все еще ощущая бульдожью хватку на своем плече – экономка так и не разжала пальцы, – я твердо решила презреть банное расписание для слуг и вымыться с ног до головы сегодня же вечером. Мои волосы, одежда, кожа – все было перепачкано. Ступеньки я драила на совесть, скребла и терла от души, но мисс Риченда своим постоянным хождением туда-сюда умудрилась натаскать столько навоза, что и вода, разлившаяся по холлу, тоже была грязная.
Миссис Уилсон между тем продолжала верещать.
Тогда я подумала, что с ней, наверное, что-то не так, и, отцепив ее когти от своего плеча, приняла вертикальное положение.
– Что с вами, миссис Уилсон? – с предельной любезностью поинтересовалась я, одновременно стараясь держаться вне зоны ее досягаемости. – Вы чем-то ударились?
Экономке удалось на время подавить стоны. Она замахала руками, пытаясь до меня дотянуться, а когда это не удалось, прошипела:
– Ногой я ударилась, безмозглая ты курица! Ногой! Уведи меня отсюда, пока господа не пришли!
– По-моему, уже поздно, – резонно заметила я, услышав чьи-то быстрые тяжелые шаги.
В следующий миг в дверном проеме в самой глубине холла вырисовался силуэт, и мое заполошное, вероломное сердце панически заколотилось в груди.
– Сэр! Я думала, вы в Лондоне! – вырвалось у меня.
Мистер Бертрам Стэплфорд боксерским телосложением похвастаться не мог, но, как выразился бы малыш Джо, ему неизменно удавалось отправить меня в нокаут – в фигуральном смысле. Он был ниже единокровного брата и, в отличие от огненно-рыжих близнецов, унаследовал от своей матери, бросившей поместье на произвол судьбы, черный цвет волос, которые, как всегда, были аккуратно подстрижены и набриолинены. Те, кто хорошо знал мистера Бертрама, замечали, что его облик выдает французское происхождение – он был похож на Ричарда и Риченду, но легкий налет инородности словно бы делал черты лица более тонкими и точеными. У него были удивительно длинные изящные пальцы и начисто отсутствовала корпулентность близнецов. Громогласному лорду Ричарду были свойственны повелительные интонации, тогда как в речи мистера Бертрама обычно звучали теплота и участие. Я видела по его лицу, что он искренне переживает за миссис Уилсон. Не в пример ему, лорд Ричард сейчас бы уже развернулся и отправился в свой кабинет писать приказ об увольнении, предварительно проверив, не нанесла ли она своим падением ущерба мраморной лестнице.
– Только что вернулся, – коротко бросил мистер Бертрам в ответ на мое изумление и собрался было опуститься на колени рядом с экономкой.
– Сэр, только не на пол! – всполошилась я. – Здесь грязно!
Не обратив на это внимания, он все-таки встал на одно колено.
Миссис Уилсон попыталась сесть, ухватившись теперь уже за его плечо и тяжело дыша ему в лицо.
– Это она виновата! Она! – Экономка наставила на меня обличающий перст. – Хотела меня угробить!
Мистер Бертрам поморщился от ее дыхания.
– Дорогая миссис Уилсон, я уверен, это трагическая случайность. Эфимия и мухи не обидит.
Я скромно потупилась, отогнав подальше мысль о пяти мухах, недавно убитых мною в доблестном сражении, которое мы вели бок о бок с поварихой миссис Дейтон на кухне, защищая ее пирожные с заварным кремом от подлых летних захватчиков.
Миссис Уилсон, сделав глубокий вдох, от души выдохнула, и мистер Бертрам закашлялся.
– Так или иначе это не моя вина, сэр. С тех пор как хозяйка уехала, а через нас прошла целая толпа дворецких… вот, к примеру, тот мистер Харрис…
Мистер Бертрам вздрогнул:
– Лучше не напоминайте о нем! Давайте-ка я помогу вам подняться.
– У нее с ногой что-то… – начала было я, но мистер Бертрам уже подхватил беспомощную миссис Уилсон под мышки и потянул вверх. Едва экономка попыталась перенести вес на левую ногу, ее глаза закатились – она потеряла сознание.
– Что с ней стряслось, Эфимия? – пропыхтел мистер Бертрам, пытаясь удержать на весу обмякшее неуклюжее тело.
Я бросилась ему на помощь, подперев миссис Уилсон с другой стороны, и довольно резко ответила:
– Видите ли, сэр, будучи простой служанкой, я не способна проницать в суть вещей.
У мистера Бертрама от огорчения поникли плечи – и это было очень мило.
– Да-да, – сокрушенно кивнул он, – я весьма сожалею, что так вышло, но при нынешнем положении дел… – Он взглянул мне в глаза. – Эфимия, ты не должна ни на секунду сомневаться, что я по-прежнему высоко ценю твой аналитический дар и наблюдательность, я знаю – тебе известно все, что происходит в этом доме. Даже у моего брата Дикки[6] хватает мозгов опасаться твоего острого ума.
– Почему он меня не уволил?
– Сейчас не время это обсуждать.
– Вы так отвечаете всякий раз, когда я об этом заговариваю!
– Боже милостивый, Эфимия! Нам нужно уложить несчастную женщину в постель и вызвать врача, а ты тут стоишь и пытаешься завести беседу о собственном статусе в поместье. Могу добавить, что для служанки это непозволительно!
– Да, сэр. Простите, сэр.
– Не надо на меня дуться, Эфимия. Ты должна быть благодарна уже за то, что тебе вообще удалось сохранить работу. А теперь помоги мне отнести миссис Уилсон в ее комнату. Осторожно, пол скользкий.
Должна быть благодарна?! Если бы на моем плече в этот момент не висела экономка, я бы его отмутузила, и к черту последствия[7]. Так что даже хорошо, что между нами болталась сомлевшая миссис Уилсон. Вообще-то я не воинственная, однако мистер Бертрам так часто приводил меня в замешательство своим странным поведением, что это начинало раздражать и уже было трудно сдерживаться. Он позволял мне общаться с собой в манере, не слишком годной для отношений служанки и господина, но это лишь все усложняло.
Мы полудонесли-полудоволокли экономку до ее комнаты, которая, к счастью, находилась недалеко от кухни, а не на верхнем этаже. Несмотря на тщедушное телосложение, иметь дело с бесчувственной экономкой было не менее затруднительно, чем с пребывающей в сознании. Тощие нескладные конечности за все цеплялись, обмякшее тело тянуло вниз, и мы с превеликим трудом подтащили ее к кровати. Когда нам наконец удалось закинуть груз на покрывало, я уже выбилась из сил.
– Люди в обморочном состоянии почему-то тяжелее тех, кто в сознании, – заметил побагровевший мистер Бертрам.
Подозреваю, ему было неловко от того, что пришлось просить моей помощи – он думал, будто тем самым уронил свое мужское достоинство, и теперь пытался оправдаться. Но вместо того чтобы приободрить его, я с ужасом уставилась на неподвижно лежавшую миссис Уилсон и спросила:
– А это нормально, что у нее нога так согнута?
Юбки экономки задрались, открыв взорам левую конечность, вывернутую под необычным углом.
Мистер Бертрам поспешно отвернулся:
– Господи, Эфимия, поправь ей юбку!
– Но по-моему, у нее нога сломана…
– Прикрой ее чем-нибудь, а я пойду телефонировать врачу.
Я послушалась.
– Между прочим, она пьяная.
– Эфимия!
– От нее так разит виски, что вы не могли не заметить… сэр.
Мистер Бертрам вздохнул: