Фрэнк неистово заработал челюстями, прожевал, проглотил и продолжил – на сей раз я разбирал его слова четко и ясно:
– И они начинают думать про себя: «Эй, смотрите, я рабочий человек!»
Он патетически воздел руки, словно изображая одну из таких девиц.
– Пока не получат первый чек в пределах минималки и не поймут, что у папочки-то кредитка потолще.
В комнате наступила неловкая тишина. Из динамиков, как и во всем супермаркете, сочилась негромкая музыка. Классический фоновый музон, как в лифтах. И успокаивающая, и немного тревожная одновременно.
– Выходит, бананы любишь? – спросил я, только чтобы нарушить молчание.
– Люблю бананы?! – повторил он, скривившись. – Это, бля, как прикажешь понимать? Ты чё, долбаный расист? А? Хочешь сказать, что я люблю бананы, потому что я черный?
Как хотите, но Фрэнк определенно был белым.
– Ась? – гаркнул он опять. – Ты чё, Флинн, довести меня хочешь?
Пространство между нами заполнило тихое соло на флюгельгорне Чака Манджони[12].
– Уха-ха-ха, опять я тебя развел, братан! – вдруг развеселился он, поднимая руки вверх.
Я выдохнул, чувствуя, как грудная клетка сдувается, словно проколотый воздушный шарик. На сколько же я задержал дыхание в напряженном ожидании?
– Не сказал бы, что так уж люблю бананы, но… – продолжал Фрэнк, отправляя в рот последний кусок и занося над головой руку с банановой кожурой, словно баскетболист перед броском. – Опаньки! – Кожура полетела в мусорную корзину. Филигранный бросок. – Коби? Не-е. Шак![13]
Взгляд на меня.
– Не сказал бы, что так уж люблю, но это превосходный источник питания для мозга, а мозг – это супер какая важная вещь, братан, – сказал он, подманивая меня к себе. Спрыгнул со стойки, направился к выходу. Я нерешительно последовал за ним к задней погрузочной площадке, возле которой располагались мусорные баки.
Возле баков стоял парень, с которым мы еще не были знакомы. Здесь работала просто уйма народу. Слишком много для магазина таких размеров. На вид ему было лет под тридцать – белый, весь в пирсинге. Большущие кольца в ушах, кольцо в носу, достаточно паршивая кельтская татуировка, выглядывающая из-под рукава, кожаный напульсник, здоровенные наручные часы и зеленые волосы пиками. Ни хрена себе. Тот еще видок. Он стоял, скрестив руки на груди и прислонившись к ограждению мусорной площадки, и покуривал сигаретку.
– Привет. Я Флинн, – сказал я.
– Кёртис, – ответил он, протягивая вперед кулак.
Немного замешкавшись, я неохотно ткнул в него своим кулаком.
– Я из гастрономического, – сказал он.
М-да, явно не мечта санитарного инспектора.
– Сигаретки не найдется? – выпалил Фрэнк, перебивая его.
– Свои надо иметь.
Кёртис засунул пачку сигарет в карман свой бежевой рубашки, туда же последовала серебряная зажигалка «Зиппо». На ее поверхности сверкнуло солнце, и я заметил выгравированные на крышке буквы: «Ванильные небеса».
Отшвырнув окурок, он прошел мимо меня, агрессивно толкнув меня плечом, отчего я выронил фотографию, которую стискивал в кармане. Та упала на землю, прямо рядом с еще дымящимся окурком.
– А ну его в жопу, этого Кёртиса, – сказал Фрэнк, без всякого стеснения подбирая окурок. – Ого, а это еще что за телка? – спросил он, подхватывая заодно и фотку – я и моя бывшая ржем над чем-то в парке, жутко влюбленные друг в друга чудесным летним днем.
– Да так, просто одна девчонка, – сказал я, вытаскивая из кармана красный мячик. Начал нервно постукивать им об землю.
– Просто одна девчонка? На мой взгляд, так не «просто одна девчонка». Больше похожа на девчонку, с которой у тебя кой-чо было. – Он хихикнул. – Во всяких позах!
– Ну, вообще-то, к сожалению, этот поезд давно ушел. Давай-ка сменим тему.
Я вытащил упаковку зубочисток и забросил одну в рот. Фрэнк поднял брови, словно говоря «ну ла-а-адно», но тему все-таки сменил.
– Так что, как я уже говорил, мозг – это жутко важная вещь! – сказал он, поднимая зажатую в двух пальцах сигарету. Приставил эти два пальца себе к виску, как пистолет, большим пальцем изобразил взведенный курок.
– А легкие – нет? – заметил я, указывая на «раковую палочку» у него в руке.
– Это совсем другая тема, братан. Это зависимость. Впрочем, тебе-то откуда знать, – сказал он, тыча в меня пальцем.
– Ну как же откуда… Я с четырнадцати лет курил. Полгода как окончательно завязал.
Фрэнк разразился смехом.
– Полгода? Ха-ха-ха! Полгода? Окончательно? Надо же, какая сила воли, охренеть… Вот минимум годик пройдет, тогда и говори, что завязал, брат, – сказал он, глубоко затягиваясь тем, что осталось от изрядно попользованной Кёртисом сигареты. – Полгода! – повторил, все еще хихикая.
– Ну да ладно, неважно, – сказал я. – Давай дальше, про что ты там говорил.
Фрэнк притих.
– Погоди-ка, – произнес он. – А про что я, блин, говорил?
Мы оба на секунду примолкли – сами знаете, как это бывает. Обсуждаешь что-нибудь с кем-нибудь, но вашего собеседника вдруг заносит куда-то в сторону, и хоть ты тресни, никак не припом…
– МОЗГ!!! – взревел Фрэнк, чертовски довольный своим открытием. – Это реально моща́! По моим исследованиям, бананы – самая лучшая в мире пища для мозга. Они буквально набиты питательными веществами, помогающими ему нормально функционировать. Знаешь, вообще-то много чего из еды полезно для мозга – грецкие орехи, льняное семя, цитрусовые, благодаря высокому содержанию жирных кислот и питательных веществ, – но бананы мы жрем еще с тех самых пор, как, блин, лазали по деревьям, братан!
Что бы Фрэнк там ни говорил, но до бананов он точно был сам не свой.
– Блин, мужик, да ты вроде реально во всем этом сечешь! – произнес я с улыбкой.
– Ну, хотя бы один из нас должен заботиться о твоем мозге? – сказал Фрэнк, выхватывая еще один банан из кармана своего черного фартука, надетого поверх бежевой рубашки, и перебрасывая его мне. – А о своих легких думай сам, – добавил он, грозя мне пальцем на манер ворчливой бабули. – Бананы не только поднимают настроение – они помогают хорошо соображать. Самое то, чтобы память работала. Станешь их есть – всегда будешь все помнить.
К тому моменту мы уже вернулись в магазин и шли через торговый зал.
– В смысле, кто бы мы такие были, если б не память? – вопросил Фрэнк. – Просто оболочка того, кем мы были когда-то… без воспоминаний, без самосознания, без собственного «я». Может ли сознание существовать без памяти? Язык? Опыт? Разве без памяти наша жизнь не превратилась бы попросту в замкнутый круг? Разве память – это не единственная вещь, которая позволяет нам оставаться в здравом уме? Без памяти мы просто болтались бы, как говно в проруби – как тот парень из «Помни»[14], – записывая всякую хрень у себя на руках и пытаясь понять, что, блин, вообще происходит.
– Гм, – сказал я. – Смотрю, бананы и впрямь для тебя многое значат.
– Подумай об этом, Флинн! Мозг – это очень мощная штука! – назидательно произнес Фрэнк, увлекая меня за собой.
Мы свернули к центральной аллее, и там я заметил какого-то мужика в белом докторском халате. Он и впрямь походил на врача, но почему он ходит за покупками в полном медицинском обмундировании, я не имел ни малейшего представления.
– Ты в курсе, что в одном банане стандартного размера содержится 0,4 миллиграмма витамина бэ-шесть, четыреста пятьдесят миллиграммов калия, тридцать миллиграммов магния, тридцать граммов углеводов и три грамма клетчатки? – чеканил Фрэнк на ходу. Оглянувшись через плечо, я заметил, что белого халата на докторе уже нет – теперь он выглядел, как обычный покупатель. Я решил, что он, наверное, убрал его в продуктовую корзинку – и сам, видать, заметил свой конфуз.
– Факты о бананах можно, бля, приводить бесконечно, – сказал Фрэнк.
– Да кто же, черт побери, все это запомнит?
– Тот, кто ест много бананов, тот, кто заботится о своем мозге, – ответил он. Вот тут-то я и осознал, что Фрэнк – просто идеал. В смысле, просто идеальный кандидат.
Нас словно сама судьба свела в этом супермаркете! Я выхватил из кармана «Молескин» и пробежал глазами список. На левой стороне страницы он выглядел так: