– Эй, тихо ты, малохольный! Это ж капельница. Собьешь, сестра знаешь как ругаться будет.
Иван снова повернул голову и увидел висящий сверху прозрачный пакет. Постепенно он начинал чувствовать тело. Боли не было, на смену ей пришла страшная слабость. Такая, что голову поднять невозможно. Иван тихонько застонал. Серега аккуратно присел рядом на край кровати.
– Операция у тебя была. Антон Александрович сказал – с того света вытянули.
– Кто это, Антон Александрович? – Иван облизнул треснувшие губы.
– Доктор. Заведующий отделением. Человечище! Специалист, каких мало.
Иван кивнул.
– Значит, я тут со вчерашнего?
– Так точно, – Серега улыбнулся своими железными зубами, – всю ночь оперировали. Только полчаса назад привезли сюда, в палату.
Послышался скрип отворяемой двери, на Ивана дохнуло сквозняком.
– Ну как там наш больной? – раздался веселый молодой голос.
– Он! – шепнул Серега и быстренько слинял на свою койку.
Над Иваном склонился симпатичный мужчина лет тридцати пяти, светловолосый, с хитро прищуренными серыми глазами.
– Ну напугали! – произнес он шутливо-сердитым тоном. – Я уж думал, мы вас потеряем. Такое кровотечение внутреннее открылось… – Он покачал головой в белой шапочке. – Но вы не переживайте, Иван Павлович. Все образуется. Гемоглобинчик мы вам поднимем, посадим вас на диетку, проколем укольчики, и будете как новенький. А вот спиртное придется на время позабыть.
Иван доверчиво смотрел в ясное, открытое лицо врача. Он ему нравился, целиком и безоговорочно. Даже дурацкая и смешная манера говорить в уменьшительно-ласкательной манере о медицинских терминах: укольчик, гемоглобинчик, диетка. Врач подмигнул Ивану, проверил капельницу и широкими стремительными шагами вышел из палаты.
– Видал, какой? – проговорил Серега со своей кровати.
– Отличный мужик, – согласился Иван.
– А то. Его фамилия Трефилов. Он здесь главный на целых два этажа.
– А ты с чем лежишь? – поинтересовался Иван. – Тоже с язвой?
– С ней, родимой, – подтвердил Серега, – здесь таких много, пол-отделения. – Он вдруг скорчил уморительную мину. – Выпить хочется, смерть.
– А нельзя?
– Нет, конечно. Если Антон узнает, вообще убьет. Он нас, алкашей, лечит, с того света, понимаешь, вытаскивает, и все для чего? Чтобы свой желудок водкой разрушать? Для этого?
– Нет, конечно, – охотно согласился Иван.
После пережитого пить ему совершенно не хотелось. Хотелось спать. Закрыть глаза и погрузиться в дрему.
– Эй, спать нельзя, – потормошил его Серега. – У тебя же капельница.
Но тут пришла сестра и капельницу отключила. Иван благополучно уснул, а когда проснулся, у кровати на стуле сидел Борька.
– Ну пап, ты даешь. Я приехал, а ты без сознания на полу. Черный весь. Напугал до смерти.
«Напугаешь вас, – мрачно подумал Иван, – небось обрадовались до чертиков. Решили, что все, кранты».
– Тут тебе Зоя собрала то, что врач разрешил.
Борька деловито стал выкладывать из пакета на тумбочку бутылку воды, банку с каким то слизистым отваром, фруктовую пастилу. Иван вспомнил, что ничего не ел с тех пор, как очнулся после реанимации, но аппетита ни малейшего не почувствовал. Борька налил ему воды, он сделал пару маленьких глотков, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Там было тихо, боль, убаюканная лекарствами, крепко спала.
– Я пойду, – засобирался Борька, – Зоя дома ждет. Завтра на дачу. Ты отдыхай, набирайся сил. Я послезавтра заеду. – Он слегка сжал Ивану руку и ушел.
– Сын? – спросил Серега.
– Ага.
– Красивый. Но на тебя не похож.
– В мать, – тихо сказал Иван.
– А кстати, где супруга твоя? Что не пришла проведать?
– Умерла, – коротко бросил Иван и повернул голову к стенке.
– Прости, брат, – неловко проговорил Серега. – Я ж не знал.
– Ничего.
Иван почувствовал, как наваливается на него привычная тоска. Какая разница, дома он или в больнице – все равно Нину не вернуть, а Борька чужой, Зойкин. А Серега – что Серега, просто посторонний мужик. Ему не понять…
– Так ты из-за нее… – сочувственно произнес Серега. – Будет тут и язва, и инфаркт.
– Хватит с меня одной язвы, – вяло пошутил Иван.
– Вот и молодец, и правильно, – обрадовался Серега. – Горевать долго – это лишнее. Неправильно это. А ты поправляйся, мы с тобой гулять пойдем. Тут парк такой на территории, одно удовольствие. Погода отличная. Ты, главное, на ноги вставай.
– Постараюсь, – пообещал Иван, тронутый его вниманием и теплотой.
7
Потянулись долгие дни реабилитации. Трефилов разрешил Ивану вставать, потом потихоньку выходить из палаты и гулять по светлому, чисто вымытому больничному коридору.
– Только без фанатизма, – наказал он ему, – чуть-чуть походили и в постельку, отдыхать.
Иван послушно делал все, как велел завотделением. Минут пятнадцать медленно прогуливался мимо лавочек и кадок с цветами, заглядывал к сестричкам в процедурную, не спеша доходил до буфета, беседовал с буфетчицей бабой Зиной, сухонькой и бойкой старушкой, относившейся к нему с жалостливой симпатией. Муж бабы Зины спился и помер, и она сочувствовала всем больным в отделении, которые страдали от такого же пагубного пристрастия. Выслушав от нее, что пьянство страшный грех и доведет его до могилы, а также получив стакан теплого какао с восхитительно вкусной пенкой, Иван тем же путем шел обратно. Добравшись до палаты, он забирался под одеяло и дремал, а проснувшись, слушал новости или, без особой охоты, играл с Серегой в любимого им «дурака».
Недели через две Иван окреп настолько, что рискнул спуститься вниз и в сопровождении Сереги вышел во двор. По-прежнему ярко светило солнце, стояло чудесное сентябрьское утро. Они немного отошли от крыльца туда, где за асфальтовой дорожкой начинался парк. Листва только-только начала желтеть, а трава еще вовсю зеленела. На большой, обнесенной кирпичами клумбе пышным цветом разрослись охряно-рыжие бархатцы, окутывая воздух характерным терпким ароматом.
Иван и Серега сидели на скамейке под высоким, раскидистым кленом и молчали, блаженно подставив лица под ласковые солнечные лучи.
– Вот видишь, как все складывается, – сказал наконец Серега. – Уже гуляешь. Тебя еще раньше меня выпишут. Вот увидишь.
Иван кивнул в ответ, продолжая молчать. Он думал о том, что совсем не хочет выписываться отсюда. Тут хоть люди вокруг. Кормят сносно. Медсестрички приветливые, если и колят уколы, то не больно. Опять же, Серега рядом, пусть и невеликого ума человек, а тоже живая душа. А дома что? Снова пустота, мысли о Нине да жажда выпивки…
Они еще посидели немного и поднялись в палату. Через полчаса зашел Трефилов.
– Сюрприз! – Он по обыкновению был весел и полон энергии.
Распахнул дверь пошире, и Иван увидел Машу. Та стояла на пороге и смотрела на него, на глазах блестели слезы.
– Папа!
– Доченька! – Иван вскочил, позабыв, что двигаться ему нужно очень осторожно, и тут же охнул от боли.
– Тихо-тихо, – бросился к нему Трефилов. Бережно усадил на постель. – Сюрприз сюрпризом, а беречь себя необходимо. Подойдите, – велел он Маше.
Та приблизилась к кровати, стояла молча, теребя в руках белый носовой платочек.
– Машенька. – Иван протянул руки к дочери.
Она осторожно наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Выглядишь молодцом.
– Когда ты приехала? – Он не верил своему счастью.
– Вчера.
– Юленьку привезла?
– Нет. Джулия с отцом. У него отпуск, и он повез ее к своей родне.
– А разве я не родня? – робко уронил Иван.
– Пап, не надо, не начинай, – попросила Маша. – Там у них свои законы. Приходится подчиняться.
– Ну хорошо, хорошо. – Иван испугался, что она сейчас уйдет. – Сядь, посиди со мной.
– Конечно.
Она придвинула стул и села.
– Ты зачем прилетела?
– К тебе. Боря написал, что ты в больнице. Я сразу взяла билет.
Он смотрел на нее и не мог наглядеться. Красавица. Лицом в него, а обликом все равно в мать. Только бледненькая да худая. Но все равно хороша, глаз не оторвать.