– Нет, я не хочу бродить по свету. Я приложу максимум усилий…
– Так идите и прикладывайте. Я буду ждать вашего доклада. Не позже… вечера завтрашнего дня!
* * *
А дальше всё стало совсем худо. Потому что в жизни, а уж тем более в службе, всегда так. Всё имеет тенденцию развиваться от плохого – к худшему, и далее без остановок – к полному и окончательному абзацу, который, увы, не в тексте.
Вот и на этот раз… И даже Серёга перестал улыбаться.
– У нас ЧП. Наши друзья назначили Галибу встречу.
– Ну и хорошо, что назначили. Значит, доверяют.
– Ничего хорошего. Они предложили ему встретиться тет-а-тет, то есть без посредников. И самое хреновое, что он согласился.
– Как так? А Помощник?
– А что тот должен был делать: голову ему руками держать, чтобы он не кивал на каждое произнесённое слово, как тот китайский болванчик? Я тебя предупреждал, что он стал неуправляемым. Что полез через твою, а теперь через мою голову. Поперёк батьки, да в пекло! Вот и дождались.
Да, новость была хреноватая. Агент, вышедший из подчинения, – это угроза провала. В этом случае – глобального.
– Что ты предлагаешь?
– Отменить встречу!
– Как? Если он согласился?
– Не знаю. Пусть заболеет гриппом. Или сифилисом. Или пусть ему любовница причиндалы тупым серпом отрежет. Это я лично сам организую. С превеликим моим удовольствием. Не всё ему одному людей укорачивать. Отрежу и справку выдам…
– Отменить встречу – не вопрос. Причины отыщутся. Но ведь зачем-то они его вызывают? Зачем? Как мы об этом узнаем, если он с сифилисом сляжет?
– Никак! Но если его туда допустить, будет ещё хуже! Боюсь, он там падет ниц и станет на коленях вымаливать политическое убежище: «Возьмите меня дяденьки к себе в вашу замечательную страну, а я вам за это всё расскажу». Такой фонтан откроет, что если его вовремя не заткнуть…
– А что он знает?
– Может, и немного, но вполне достаточно, чтобы легенду развалить.
Да, это верно. Если Галиб потечёт, то всё пойдёт насмарку. И вся пирамида, столь долго и тщательно выстраиваемая, рухнет в одночасье. Он тот скелет, на который, как на костяк, лепилась легенда. На нём всё держится. Не станет Галиба, и легенда расползется на лоскуты, которые хрен сошьёшь. Страна останется без героя, движение без знамени, террористы без предводителя. Осиротеют бандиты. Это допустить нельзя.
– Надо его чистить, пока не поздно. Пока не сбежал, в чем есть!
– А кого на смену?
– Кого-нибудь подберём. Ты подберёшь, ты их всех лучше знаешь.
– Найти замену Галибу трудно. Там такая делёжка трона начнётся, такая междоусобная возня…
– Справимся!
– А если нет?
– Моего джигита подключим – Джандаля. Перетащим людей Галиба к нему.
– А если они не пойдут? Мы долго сеяли между ними вражду. Кровную. Так сразу раны не заживают.
– Тогда – перемочим!
– Пятнадцать тысяч вооруженных головорезов? И даже если перемочим – с кем останемся? Кому будем интересны? Откуда станем добывать информацию? Опять придётся стаскивать в кучу разбежавшихся во все стороны воинов Аллаха, лепить из них боеспособную армию, пугать, резать, мочить конкурентов, поднимать авторитет. А это время. И деньги…
– Хочешь сказать, что мы переиграли сами себя? Собственными шаловливыми ручонками создали банду, которая теперь будет терроризировать Регион и окрестности? Где мы должны были обеспечить мир и процветание?
– Так. И не так…
– Темнишь?
– Ищу выход из положения.
– Нашел уже, по роже вижу! Говори, что делать?
А всё-таки хотелось ещё немного помучить Сергея, чтобы он не зазнавался. Напомнить, что не всегда верхний тот, кто сверху лежит! Когда ещё такое счастье выпадет – утереть нос дружку-приятелю, с которым можно без оглядки… Потому что одного поля ягодки и не надо ничего изображать. А можно просто понимать и принимать, даже сознавая, что если приказ будет, то придется Сергея… Или придется – Сергею, если будет приказ отдан ему. Но это не теперь, это когда-нибудь потом, а пока они почти приятели. Почти…
– Не тяни мне гланды через… сам знаешь что! Говори…
– Галиба надо убирать… Тут ты прав. Чем раньше, тем лучше.
Сергей согласно кивнул.
– Но встречу отменять нельзя. Встреча должна состояться!
– Чего-чего?.. Это как?.. Пригласить наших коллег на кладбище, дабы проводить в последний путь почившего героя? И ещё веночек принести? От них? И от нас? Ведь он и нашим, и вашим. А после поминки, тосты и слёзы по усопшему агенту.
– Зачем на кладбище? Не надо на кладбище. На встречу надо. Чтобы они встретились с Галибом.
– С каким Галибом, когда он… Когда мы его… – Сергей осёкся. Понял. Догадался. Сообразил. – Погоди-погоди!.. Ах, ты сукин же ты кот! С четырьмя лапами, хвостом и тем, что лижут!..
* * *
Сметлив был Серёга. Других в их Организации не держат. Не сразу врубился, но… сообразил.
– Жук ты… навозный. С большой буквы Ж! Ты это с самого начала придумал?
– Нет, просто подстраховался на случай междоусобных разборок. Подумал: а ну как моего подопечного подстрелят или взорвут? А я его как сына родного растил, воспитывал и за ручку водил. Разве только грудь не давал.
– Поэтому он среднего роста?
– Поэтому…
– И средней комплекции?
– Да.
– И никаких особых примет? И размер ботиночек и одежды самый ходовой… И родственников, жен, друзей детства и домашних животных у него нет. И рожу его никто не видел, голоса не слышал и паспорта в руках не держал…
– Верно. И поэтому куфия, родовой кинжал, чётки и другой бросающийся в глаза и запоминающийся антураж. Всё это создаёт образ. Предметы, окружающие человека, становятся частью его.
– И манеры эти и жесты – сидеть ноги растопырив, головкой невпопад кивать – тоже твои наработки?
– Мои.
– Уроки мимики и жеста? Привет, учебка, предмет – слежка и разная полезная хрень, которая позволяет свалить от филеров?
– Да, так…
Как учили. Учили, что если хочешь спрятаться под чужой личиной, то не красками рисуй, не кисточкой с гримом, а жестами. Характерными. И атрибутами привычными. Это и есть образ человека. По нему мы и опознаем своих знакомцев. Издалека. На улице. В толпе. В вагоне метро или автобусе, мчащихся мимо… Ещё лица не видим, а по тому, как человек идёт, как стоит, как голову наклоняет, по шарфику любимому зеленому, по кепи с козырьком, по сумке срисовываем на раз!
А сбрось он тот шарфик, очки и костюмчик свой к телу прикипевший, да балахон надень, форму военную или халат медицинский и походку измени, так ведь и не узнаем – мимо пройдем, в упор не замечая! Потому что – стереотипы!
Так актеры на сцене играют, опираясь в игре на реквизит – парики, трости, зонтики, шпаги, кивера, веера и прочие «костыли», благодаря которым меняют свой облик, вживаясь в шкуру героя. Только они плохо играют, потому что переигрывают, дабы на галерке их увидели и их талант оценили. Орут, глаза пучат… В жизни так играть нельзя. В жизни, вообще, играть нельзя, надо – жить. Если хочешь выжить!
Но приемы всё те же, актерские.
Что такое образ Галиба? Пять-десять характерных жестов – ножки расставить по-хозяйски, чётки теребить, плечами вот так повести, сесть, назад не глядя… Кивнуть сурово, если кому ушки надо обрезать. Или чуть иначе, если одобрительно. Набор штампов, которые можно тиражировать.
А лицо… А нет лица! Не видел его никто!
И голос, по которому любого человека можно опознать, – кто его слышал? Никто не слышал!
Потому что Галиба – нет. Есть созданная, вылепленная яркими, бросающимися в глаза деталями, маска. Фата-моргана. Молчаливая и кивающая голова. Тот самый «болван».
– А глаза? Что с глазами?..
Глаза – да. Но они всегда под солнцезащитными тёмными очками. Но всё равно, кто-то мог глаза разглядеть. И запомнить. Особенно разрез глаз. Разлет их в стороны от переносицы, и разлёт этот не переделать. Не научилась наука расставлять или приближать глаза к переносице.
Но это не критично, всё можно подобрать, подыскать, подогнать, подправить. Образчик ведь был выбран усредненный – и ростом, и весом, и чертами лица. Правильными. Без каких-либо отличий или особых примет. С носом, глазами и ушами там, где у всех. У большинства.