Их земли станут нашей землёй.
Их города будут городами, где станут играть наши дети.
Их боги будут низвергнуты.
А сами они умрут или перейдут в нашу веру.
Так и будет! Третьего не дано!»
* * *
– Вы стоите здесь… Да, вот здесь. Молча. Потом двигаетесь сюда. Лицом – в эту сторону… Обходите диван. Садитесь в кресло. И сидите, пока вам не скажут встать.
– И всё?
– Всё. Теперь вы получите аванс. А после того как вас отпустят – расчёт.
– А зачем вам это надо?
Опасный вопрос, потому что задавший его может начать думать, анализировать, замечать, делать выводы. Вопросы, оставленные без ответа, рождают новые вопросы, поэтому лучше ему дать какое-то объяснение. Понятное, в которое он поверит.
– У моего друга жена ревнивая. А у него свидание с другой. Жена за ним следит, и если увидит, что муж не где-то там, а один в квартире, то она успокоится.
– А я тут при чём?
– Притом, что вы на него похожи и издалека она не разберёт и примет вас за него. И все будут довольны – и женщина, и её муж, и его любовница. И вы. За полдня работы получите как за месяц.
– А-а…
* * *
– Возьмись за ручку, толкни дверь… Открой кран… Подними крышку унитаза… Теперь опусти… Полапай зубную щетку… Пошоркай щеткой во рту… В туалет сходи. Давай-давай… Да не смывай сильно!.. Сплюнь… Стакан подержи… И вилку…
– Может, хватит?
– Надеюсь, хватит.
* * *
– Покажите, как вы это делаете?
– Очень просто. Смотрите… Вот стакан, вот шарик. Накрываем шарик стаканом, двигаем-двигаем-двигаем… Где шарик?
– Вот здесь.
– Нет, увы, вы опять ошиблись.
– Но как же так?.. Я же глаз не отрывал! Можно ещё раз?
– Шарик. Стакан. Ещё два стакана. Двигаем, перемещая… Где шарик?
А хрен его знает! Вернее, вот этот хрен – знает! Точно знает, потому что ни разу не проиграл.
– А вот, допустим, если не шарики, а, к примеру, баночки? Маленькие. Вы и тогда сможете?
– Смогу.
– А давайте попробуем…
Два флакончика. В одном – бумажка. Ставим в ряд. Все видят? Все. Берём флакончик. Берём другой.
– В каком бумажка?
– Ясен пень – вот в этом.
– Не угадали. В другом.
– Когда вы успели? Я ведь следил! Бумажка здесь была! А теперь…
– Ловкость рук, молодой человек, ловкость рук!
– А можно научиться?
– Чему?
– Ну, вот этому? Когда никому не понять, где предмет, а вы точно знаете.
– Ну, юноша, это опыт. Это надо годами каждодневных тренировок…
– А если за несколько дней?
– Ну что вы!.. Минимум полгода и то, если пальчики…
– А если по двойному тарифу?
– Не понял?..
– Ну, как будто уже полгода отучился и за полгода вперёд заплатил, и ещё сверху, но освоил приёмы за несколько дней. Правда, не все, а только один-два фокуса.
– Один-два? За несколько дней?
– И аванс прямо сейчас.
– Прямо сейчас?.. Ну, хорошо, давайте попробуем…
* * *
– А если взять лицо и изменить. До неузнаваемости. Возможно такое?
– Смотря, какое лицо. Если мужское в женское, то вряд ли. Если взрослое в детское – никаких шансов. Если полное в худое, то куда жир прятать? А вот если худое – в полное, то можно накладки сделать. Ну, и конечно, абрис и черты лица. Разные они лица… У кого-то нос над самой губой навис, у кого-то ко лбу задран. Или ширина глаз. Или оба глаза на переносице, или вразлёт – к ушам. Узкий подбородок в широкий ещё можно превратить, но куда девать «волевой»? Не ножом же его срезать… Тут очень много нюансов и хитростей. Грим, юноша, – это искусство перевоплощения. Берёшь какого-нибудь испитого сорокалетнего лысого алкоголика с мешками под глазами и делаешь из него пылкого восемнадцатилетнего Ромео. И он исполняет арию, и все ему верят и аплодируют. А увидели бы они его в натуральном виде!.. Или его возлюбленная Джульетта, пятидесяти лет от роду, с перетяжками, натяжками, складками, пигментными пятнами и родинками в пол-лица. А зритель должен в неё поверить, влюбиться и ей сочувствовать. Ведь если её не загримировать, то зритель при первом выходе героини на сцену станет топать ногами и кричать вместо «браво!»: «Травись быстрее, прямо в первом акте, не тяни!» Грим – это искусство, такое же, как вокал, хореография или режиссура. Только этого многие не понимают. В том числе актёры и даже режиссёры. Они почему-то считают, что гримёр – это что-то вроде монтировщика декораций. Но только фанерную стенку поставить любой дурак сможет. А из убожества героя-любовника вылепить далёко не всем дано.
– А если абрис похож, и носы в одном и том же месте, и уши, и ширина лба одинаковая?
– Тогда не вопрос. Тогда можно «нарисовать» кого угодно. А у вас что? Спектакль?
– Да… В некотором роде… Розыгрыш у нас, хотим к юбиляру в качестве гостя его самого пригласить. Двойника его. Ну, то есть столкнуть их нос к носу, чтобы никто понять не мог, кто из них кто! Чтобы шок и веселье.
– Оригинально.
– Сможете?
– Не обещаю, но можно попробовать.
– Попробуйте. Постарайтесь. Чтобы были как близнецы! Вы ведь волшебник в своём деле. Я видел, я оценил, я ведь не какой-нибудь там режиссёр, который не понимает специфику вашей профессии. Если бы не вы, не ваш талант, то этот театр давно бы прогорел. С такими-то актёрами. Это я вам точно говорю!
– Ну что вы, зачем так… Конечно, без нашего цеха любой актер… Но всё-таки вы преувеличиваете.
– Ничуть. И я уверен, что вы докажете… Что сможете! А мы… мы поможем. И – оценим. По достоинству. В твёрдой валюте!
* * *
– Вон он, видите?
– Где?
– Второе окно справа…
Через стекло было видно, как в комнате ходил человек. Туда-сюда. Вышел на кухню с пустыми руками. Обратно – со стаканом коктейля… Потом в туалет… Потом из туалета… Потом присел… И встал… Прилёг… Поднялся… Подошёл к окну. Завис надолго, подставил лицо солнечным лучам, чему-то улыбаясь. Весь как на ладошке. Как под микроскопом. Так, что каждая морщинка, каждая впадинка видны. Каждый волосок в отдельности.
– Фотографировать?
– Да, обязательно.
Защёлкал фотоаппарат…
Человек в окне ещё немного постоял. Повернулся в профиль. Постоял. И пошёл.
На кухню.
В туалет.
В коридор.
В спальню…
Похож?
Да, похож. Ну просто одно лицо. Вернее – одно и то же лицо. И это подтвердит любая экспертиза. Тот, в окне, и тот, что на фотографиях, – один и тот же человек.
Но в квартире был не один человек, а два. Второй безвылазно сидел в ванной комнате. Сидел, облаченный в малярный комбинезон, на ногах бахилы, на руках перчатки, на голове плотная шапочка. Чтобы ничего с него не сыпалось и ничего им не лапалось.
– Долго мне ещё тут торчать?
– Нет. Уже можно выходить. Только переоденьтесь.
– Во что?
– В вещи, что на мне. А ваши я заберу.
Переоделись. Уставились друг на друга как в зеркало. Точно – одно лицо. Как у братьев-близнецов. И лоб, и нос, и глаза, и уши. Всё на месте, всё там, где и должно быть. Конечно, не без помарок и если взглянуть внимательно, с пристрастием, то можно заметить… Но кто будет присматриваться? Никто не будет!
– Сейчас идите в комнату, садитесь в кресло, которое напротив телевизора. Сядете и будете сидеть. Смирно…
– Сколько сидеть?
– Столько, сколько понадобится.
– А если я пить захочу?
– Там на столике бутылка с соком и кое-какие закуски. Долго ждать вам не придётся. Только не вздумайте вставать, ходить, поворачиваться, переставлять кресло. Прошли – сели – замерли!
– А что смотреть по телевизору?
– Смотреть можете всё, что захотите. Мы вас никак не ограничиваем. Пора, идите. Только дверь не закрывайте…
«Брат-близнец», который находился в ванной, вышел, оставив дверь приоткрытой. Другой бросил в мусорный мешок комбинезон, бахилы, перчатки, шапочку. Завязал горловину мешка. Лёг на живот и по-пластунски выполз из ванной комнаты.
В коридоре, откуда его не было видно в окно, он встал. Бесшумно открыл дверь и вышел из квартиры.
Человек из ванной, как ему было назначено, прошёл в комнату, повернулся спиной к окну и сел в кресло перед телевизором. На столике, точно, стояла бутылка с соком и стакан с коктейлем. На экране телевизора футболисты в цветных майках гоняли мяч. Вечер обещал быть приятным. И денежным.
Больше человек по квартире не ходил. Ни туда. Ни сюда. Он сидел в кресле и смотрел телевизор. Как должен был.