Антон прогуливался между высотками, многоэтажками и увидел красивый небоскрёб, который спиралеобразно закручивался как вихрь внутри цилиндра, но был день, и Антон не имел возможности оценить, как он смотрится при горящих оконных огнях. Антон любил ночь больше, чем день, так как ночью воздух свежее, людей на улице меньше и веет приятной прохладой, но сейчас и здесь он гулял именно днём. Он снова жил в большом городе и уезжал работать в отель. Августа снова жила школьной жизнью.
В это же время Аэлита прогуливалась недалеко от этого здания в парке и беду ничто не предвещало. Все было как обычно, светило солнце, пели различные птички, чирикали воробьи и просили у людей семечки. Аэлита села на скамейку и обдумывала, что делать дальше. Её просто так не оставят в покое. Она ощущала себя мерзко. У неё сейчас все вызывало омерзение и ей казалось что её тело гниёт изнутри, начиная с мозга, хотя она и понимала, что у живого человека мозги не гниют, а во рту она ощущала привкус пепла и земли, словно ей силой набили этим рот; лоб собственной головы сжимало и сдавливало. Она осознавала, что её убивает. Аэлита понимала, что жизни ей не дадут, но она выбрала борьбу и поэтому продолжала искать выход, претерпевая эти состояния и осознавая, что это все не по-настоящему; что это все иллюзия, рассчитанная на то, чтобы измотать её психологически; это проклятье. И тут к её скамье подошли трое, одетые в чёрные спортивные костюмы. Аэлита тут же встала и уже было хотела бежать, но один их них успел схватить её за руку, а другой заломил её и зажал ей рот, чтобы она не закричала. Никто из стоявших неподалёку ничего не заметил, так как никому ничего не нужно и ни у кого ничего нету…
Антон продолжал прогулку, ощущая на себе сильные порывы ветра и решил покормить животных в парке и заодно купить продуктов. А что ему нужно? Молоко, хлеб да колбаса, потому что готовить он не любил. Он зашёл в ближайший магазинчик рядом с парком, который в принципе был не большой и достаточно неброский. Антон зашёл внутрь и начал смотреть колбасу. Ценники были разные и ассортимент достаточно большой и разнообразный: от 199 до 3500 руб. за килограмм. Естественно, гурман взял самую дорогую, прикарманив хорошего хлебушка с молочком и, рассчитываясь за продукты, завёл разговор с продавщицей:
– А мне рассказывали у вас пропадали сотрудники. Их объявляли хотя бы в розыск официально?
Продавщица задумалась и ответила:
– Конечно подавали, но вот когда отыщут и живы ли, вот в чём весь вопросительный казус этих неизвестных обстоятельств. Нас многократно после этих случаев предупреждали о необходимости соблюдать окружность по пути домой с работы, не говоря уже о слухах, что люди пропадают не только из нашей организации. Даже их тела не находят. То ли в реки и озера сбрасывают… Было бы хоть где-то тело. Коли в землю зарывают – это вариант. Ведь в глуши зароют и не сыщешь.
– А как вы считаете, кто это делает?
– Здесь, видимо, имеет место быть вопрос конкуренции между агрохолдингом нашего и агрохолдингом соседнего региона. Конкуренция между нами жестокая уже много десятилетий, а в подобных условиях всегда имеет место быть презрение между руководством и жестокое противостояние, как на рынке, так и в тени жизни предприятий. Если вы понимаете о чём я токую. Я считаю, что это результат их взаимотёрок и конфликтов, проще говоря.
Антон был вполне удовлетворён полученной от женщины информацией и, поблагодарив, покинул магазин.
Девушку поволокли в глубокий участок лесопарка, где было безлюдно. Мужчина бросил её на землю и начал все её тело беспощадно пинать ногами, упиваясь наслаждением от хруста её костей и мяса от каждого удара ногами. Аэлита не проронила ни звука и отчаянно терпела боль, а второй мужчина просто смотрел и тоже получал удовольствие от того, что эту сволочь терзает и колбасит. Он прямо возбуждался от этого, но предпочитал сам её не трогать, потому что был немного труслив. Третий решил присоединиться к убийству, и увидев, что та начала руками останавливать его дорогого друга, скрутил ей руки и медленно начал сворачивать шею одной рукой. Аэлита была неумолима и опять не издала даже писка, даже слезинки не проронила. Спустя минут 15 подошли ещё пятеро незнакомцев, а Аэлита хоть и была жива, но не могла пошевелиться, так как вся была ими искалечена. Один из пятерых сказал другому:
– Прикинь, архиерей таки нас засёк. Он нашёл труп той продавщицы.
– Сама виновата, шлюха. Нечего было бросать меня.
– Поддерживаю, она шлюха. Да что там, все женщины конченные шлюхи. Они хуже животных. Только давать и могут.
– Конечно ты прав, думать они не могут. В труде они бесполезны. Что им остаётся?
– Дай угадаю, – весело поддержал разговор пятый, – родить и сдохнуть?
– Точно! Родить и сдохнуть! А зачем они ещё нужны? Мы же сами все можем. Женщины просто временное хранилище мяса, потому что их дети тоже уроды.
Аэлита молчала. Она не считала этих мужчин людьми, не говоря уже о том, что она была в курсе их рода деятельности. Эти люди и занимались избранием доноров для исцеления. Процесс происходил просто: они могли акцентировать своё внимание на человеке на улице и с ним что-нибудь случалось – ехала психика, начиналась деградация, человек впадал в кому, заболевал эпилепсией, терял волю к жизни, аппетит. Начинали совершать беспричинные убийства и всё это становилось возможным от определённых тростниковых комбинаций при инъекции себе одному. Но на самом деле человек это делал не потому что он плохой, а потому что от него ничего не осталось. Он в панике, не понимая что творит, искал любой моральный способ выжить в реальности, так как система препаратов общества ставила ограничения для человека буквально на все – вплоть до того, что у него кроме агрессии и жажды насилия ничего не оставалось и человек психологически не мог поступить просто никак иначе. Это не было одержимостью, как считали в церкви. Аэлита знала – это все люди, живые люди, израсходованные на мясо для других людей просто так. Просто из-за формальных правил духовной иерархии в отношении Земли, где для них все в равной степени «овцы», или просто мясо.
Пятеро окончательно совершенных садистов тем временем решили её добить. Один из них начал немедленно снимать с девушки платье, а другой держал её за руки. Мужчины решили изнасиловать её по очереди и этим самым самоутвердиться. В процессе секса мужчина всегда находит самоутверждение?! Может быть и да. Да и в принципе разницы нет, потому что секс не по любви – это тоже вид изнасилования, только более мягкий и бесполезно строить иллюзии об обратном. В случае с Аэлитой несчастная уже в принципе заведомо считала себя мёртвой со сломанной шеей, хоть она и выжила. Она не могла сопротивляться, а только могла терпеть. Один из мужчин взял её за волосы и у неё началась агония, сквозь которую она услышала их насмешки:
– Ну что, шлюха духовная и физическая, раскопала наши тайны? Мразь ты. Сейчас мы с тобой повеселимся и не держи на нас зла. Никто не свят, а ты у нас сейчас просветишься.
– Ну что давай, раздвигай ножки. Хоть перед смертью удовлетворим тебя, ведьма.
– Ах да. И не жалуйся никому на нас. Жалоба же усугубляет проблему. Просто молчи и терпи, молчи и терпи и молиться не надо. Никто тебе уже не поможет.
Остальные пятеро просто промолчали в предвкушении свежей плоти на насилие, но не скрыли своего удовольствия. Естественно преступник всегда помнит о совершённом преступлении, даже если он не считает это преступлением. Да и в принципе любой конфликт и борьба – это явление преступления, потому само понятие преступления – это преодоление запретного барьера, грани между компромиссом и насилием во имя единоличной победы. И сейчас эта победа была в большей степени на стороне садистов.