Но англофильство Неру отнюдь не ограничивалось личными привычками. Став в 1947 г. премьер-министром, он принял решение сохранить на службе высших чиновников имперской администрации, из которых индийцами были не более половины. В эпоху, когда в других получивших независимость колониях пособников колониальных властей уничтожали, отправляли в трудовые лагеря, отправляли в ссылку или в лучшем случае изгоняли со службы, Неру приглашал их на чай и читал их доклады. Он даже уговорил последнего вице-короля Индии лорда Маунтбаттена на год задержаться в стране в качестве первого главы государства[16].
В Индии XXI в. наследие англофилии Неру (назовем это так за отсутствием другого слова) заметно повсеместно в виде сохранившейся почти неизменной системе окружных коллекторов (collectors), по-прежнему соединяющих административную и судебную власть на уровне округов. Эта система – источник как силы, так и слабости. Силы, потому что Индийская административная служба (Indian Administrative Service – IAS) скрепляет единство немыслимо разнородной и пестрой по составу страны. Слабости, потому что служба укомплектована несменяемой элитой, соперничающей с демократически избираемыми органами власти. В этой книге я периодически буду возвращаться к непростым, а порой и причудливым отношениям между Административной службой и избираемыми, но зачастую плохо образованными руководителями штатов.
Эдвардианство Неру сказывается и в сохраняющемся культе вездесущего государства, который он разделял со многими левыми джентльменами из высших классов той эпохи – особенно с фабианцами, считавшими, что под руководством «платоновских» технократов государство способно мирным путем привести общество к социализму. Индийцам еще повезло, что Неру попал под влияние фабианцев, а не русских большевиков. Но, несмотря на принятое в 1991 г. решение начать ликвидацию его печально знаменитой системы всеохватного государственного регулирования экономики, до сих пор видны следы экономической модели Неру, согласно которой государство должно обеспечить ускоренную индустриализацию страны в ущерб потреблению (что казалось ему незначительной жертвой) и эффективной земельной реформе (которую он считал неосуществимой в условиях демократии).
В стране до сих пор звучит эхо неприязни Неру к частному бизнесу и к деньгам как цели жизни, хотя после 1991 г. произошли некоторые перемены. Неру был брамином и, несмотря на его искреннее отвращение к кастовой системе, его называли «пандитом Неру» (почтительное обозначение его кастовой принадлежности), а в предпочтениях многих современных индийцев из высшей касты до сих пор легко распознать следы его сложной личности. Неру пренебрежительно писал о «цивилизации банья» и говорил, что социализм покончит с «приобретательским обществом». Банья – каста мелких торговцев и ростовщиков, стоящая на кастовой лестнице значительно ниже браминов. Именно Неру современная Индия во многом обязана своим глубоко амбивалентным отношением к деньгам и бизнесу.
Но важнее всего в наследии Неру, которое остается по большей части неизученным, его секуляризм и презрение к религиозно-общинному коммунализму. Неру был откровенным атеистом, не скрывавшим антипатии к религиозности и ее ритуальным проявлениям. Склонность с подозрением относиться к духовному или религиозному энтузиазму, распространенная среди образованных англичан того времени, порой выливалась у него в раздражение на Ганди, у ног которого он сидел и в прямом, и в переносном смысле.
«Религия, как ее практикуют в Индии, – писал Неру, – превратилась для нас в назойливую манию и не только искалечила нас, но и душит, и почти убивает все своеобразие мыслей и ума». В большинстве случаев Неру терпел Ганди, и даже восхищался им за его способность говорить на языке масс. Но когда Махатма начинал говорить о необходимости следовать Божьей воле, Неру порой взрывался: «Сильнее всего раздражают его [Ганди] частые упоминания о Боге – Бог заставил его сделать то и это, Бог даже указал время для этого поста»[17].
Для всех индусов, и в том числе для Неру, произошедший в 1947 г. раздел страны и создание отдельного государства индийских мусульман стало болезненным ударом. Раздел спровоцировал беспорядки, в ходе которых погибло до 1 млн человек, и массовое переселение людей, сорвавшее с места около 12 млн. Требование Неру предоставить мусульманам равные права в новой независимой Индии навлекло на него стойкую ненависть правоверных индуистов. И все же, в отличие от Ганди, Неру мирно скончался в своей постели.
Однако с середины 1980-х годов атеистическое наследие Неру подвергается частым и порой успешным атакам правых сторонников возрождения индуизма. Показательно, что движение за возрождение индуизма, чья политическая партия Бхаратия Джаната (Индийская народная партия), возглавила коалиционное правительство в начале XXI в., украсила свои знамена именами и символами почти всех национальных героев, включая Ганди и Амбедкара. Но для правых индуистов Неру и через сорок с лишним лет после смерти остается объектом ненависти номер один. Ненависть была взаимной: «Говорят, – писал Неру, – что в Индии 52 лакха [5,2 млн] садху [бродячих аскетов] и попрошаек. Возможно, среди них есть честные люди. Но нет сомнений, что большинство из них – люди совершенно бесполезные, предпочитающие не работать, а дурачить людей и жить за их счет»[18]. Неизвестно, сколько бродячих аскетов в Индии сегодня, при том что население страны более чем утроилось с тех пор, как Неру сделал это замечание.
Название этой книги, «Без оглядки на богов: Загадочный подъем современной Индии», до известной степени навеяно убежденностью Неру в том, что главный источник силы Индии коренится не только в ее религиозных традициях и, возможно, даже не имеет к ним отношения. Индия сильна живой демократией, которая, вопреки всем ожиданиям, не только выжила, но и пустила глубокие корни в индийской культуре. Источник силы – это и традиции плюрализма, благодаря которым страна на протяжении сотен лет разрешала социальные конфликты, не прибегая автоматически к насилию. Правда, раздел страны между религиозными общинами и последующие события привели к массовому кровопролитию. Но в истории Индии не было ничего похожего на массовые убийства, которые пережила Европа. Индия сильна, наконец, своим интеллектуальным потенциалом и технической изобретательностью, которые сегодня помогают стране занять на мировой арене положение, соответствующее ее размерам и численности населения.
Но, как указывает подзаголовок, характер подъема Индии загадочен, т. е. необычен. По стандартам многих стран необычно то, что Индия превращается в значимую мировую экономическую и политическую силу, оставаясь при этом обществом глубоко религиозным, духовным и, в определенных отношениях, исполненным предрассудков. Равно уникален и тот факт, что Индия, единственная из крупных стран, сумела стать полностью демократичной, когда еще не сформировался влиятельный средний класс, а большинство избирателей были неграмотны.
Весьма странно также, что экономика Индии растет быстрыми темпами, хотя страна не прошла через этап массовой промышленной революции. Огромная часть рабочей силы остается в деревнях. Экономический рост Индии питают не заводы и не производство промышленной продукции, а конкурентоспособный сектор услуг. Со временем ситуация может выправиться. Но сегодня экономический вес сектора услуг делает Индию сопоставимой с такими развитыми зрелыми экономиками, как США и Великобритания.