Софья поцеловала сына и пропала, как будто растаяла в воздухе.
***
Утром Вера проснулась поздно, когда корова стала реветь у себя в загородке.
Разбуженный Яшка мигом скатился с печки, торопливо натянул рубаху и штаны, схватил со стола кусок хлеба.
– Лоб перекрести!
– Но мамка, опаздываю же! – попятился к двери Яшка.
– Неслух растёт… – проворчала Вера и добавила, понизив голос: – Вот отцу-то скажу!
Прихлёбывая закрашенный ржаной коркой кипяток, она неожиданно вспомнила:
– Сестрицу Софьюшку во сне сёдня видела. Тётёшкала Лёшу, будто махонького, благодарила меня. Да, говорит, сердце моё спокойно теперь. Ну и слава тебе… Ещё сказала, что Костя объявится, мол, весточку пришлёт.
– Письмо? – поднял брови Егор. – Это хорошо…
Вера подняла глаза и в окно увидела, как через двор идёт почтальон.
– Никак почтарь к нам идёт, – удивилась она и поднялась навстречу: – Здравствуй, Васильич, садись, чайку с нами попей.
Засуетилась, обмахнула полотенцем табурет. Но почтальон отказался – недосуг! Посетовал на долгую зиму, покопался в рыжей сумке и достал пухлый конверт.
– Тебе письмо, Семёновна… Ну, не тебе, а сестре твоей покойной. У неё же никого нет, кроме тебя, вот я и подумал… Возьми, имеешь право. Ну, бывайте!
Вера взяла конверт, вгляделась в обратный адрес.
– От Кости, – прошептала она, – вот тебе и сон в руку…
– Вот так чудеса, больше года пропавшим был или поболе?
– Не знает, бедный, что Софьюшки нет, – всхлипнула Вера и ушла за перегородку читать письмо.
– Это хорошо, что Костя объявился… всё-таки родной отец, – сказал Егор, доставая кисет, – да, Лёшка? Помнишь батьку-то? Ну ничего, вспомнишь… Он хороший. Родная кровь, говорю… Эх, глупыш…
***
Прошла зима с её снежными заносами и трескучими морозами. Наступила весна, самая горячая пора в деревне. Мать с отцом засеяли поле рожью, оставив совсем чуток под пшеничку – побаловаться белыми пирогами к празднику.
– Будем с хлебушком, – светлея лицом, говорила мать и проводила ладонью по тяжёлым усатым колоскам.
И как-то незаметно, тихо подкралась осень. Ещё вчера по-летнему светило солнце, а сегодня, гляди-ка, первые заморозки грянули. Как хорошо было сидеть возле костра на берегу Волги, болтать обо всём на свете и печь в золе картошку!
Колька по прозвищу Мелкий бережно достал из-за пазухи узелок с яйцами.
– Стибрил? – догадался Яшка.
– Эге. Сейчас испечём, печёные яйца вкусные.
Яшкиного отца недавно забрали на войну. Мамка вздыхала: совсем плохи дела, если покалеченных забирать стали.
– Яшка, да плюнь! Твой папка перебьёт всех германцев и вернётся! – Ваня попробовал подбодрить мрачного приятеля.
– Я ничего… Что я, девчонка что ли? – отозвался Яшка. – Кажись, готова картошка, давайте есть.
Макали горячие картошины в тряпочку с солью и ели, обжигаясь и пачкая рты золой.
– Смотри, Лёшка бежит, нас ищет, наверно, – сказал Ванятка.
Яшка обернулся и увидел маленькую фигурку в курточке, которую мамка перешила из старого батькиного пиджака.
– Спасу от него нет, – пробурчал Яшка. – Он мне сегодня подсобил: мамке рассказал, что я мыша в стол учительнице пения положили.
– Эва! А откуда он узнал?
– Да он всё знает… навязался на мою шею. – Яшка отвернулся и натянул картуз на уши.
Лёша плюхнулся рядом на песок, посопел, потрогал брата за плечо и сказал заискивающе:
– Яша, послушай… что скажу.
– Ну?
– Я нечаянно, честное слово!
– Ты нечаянно, а меня мамка ругала, – проворчал Яшка.
– Взаправду больше не буду, ни словечка не скажу! Лопни мои глаза, если вру!
– Ладно, – смягчился Яшка. – Хочешь картошку? Ешь, мы сытёхоньки.
Ванятка подбросил веток в костёр и сел поближе к огню.
– Давайте что-нибудь интересное рассказывать, – предложил он.
– Ох, давайте я! – встрепенулся Колька. – Мы с батей ходили в Окунёвку на ярмарку корзины продавать. Тележку нагрузили полнёхонькую. А за нами пёс Умник увязался. Я гоню его домой, а он не уходит, скулит. Тятя сказал: «Ладно, пусть с нами идёт, авось не потеряется». Это Умник-то потеряется? Да никогда! Он очень умный. Тятя его на выгон с собой берёт стадо от волков охранять. Умник волка близко не подпустит – вот какой умный.
– Эге, умнее тебя, – подначил Яшка, но Колька пропустил мимо ушей.
– Катим тележку по дороге, до Окунёвки уже рукой подать, как вдруг Умник зарычал, шерсть поднялась дыбом. Мы как глянули вперёд, так и обмерли: на дороге волк стоит и прямо на нас смотрит.
– Какой волк? Всамделишный? – испуганно спросил Лёшенька.
– А то какой же! Огромный, серый, глаза жёлтые.
– Эх, ружьё бы! – прищёлкнул языком Яшка.
– Тебе бы всё ружьё, дальше слушай… Тятя за палку схватился, стал кричать: «Пошел вон, пошел вон!» А он с места не двигается, даже на землю лёг, а глаза грустные, человечьи. Умник успокоился, близёхонько подошёл и стал обнюхивать волка. А потом как начал лаять, как будто нас подзывать. Тятя меня толкнул за тележку, а сам пошел, хоть и испужался. Волк ползёт по земле, скулит, плачет, в ноги тяте уткнулся. У него руки и опустились. Сколько живу, говорит, а такого никогда не видывал, не обошлось без ведьмака, как пить дать. Снял с себя пояс и трясучими руками стал узлы завязывать, а сам бормочет: «Господи помилуй, Господи помилуй…» И как набросит пояс с узлами на волка!
Колька вскочил и, размахивая руками, стал показывать, как отец набросил пояс.
– Ну?! А дальше-то что было, не томи! – заёрзал на месте Яшка.
– А дальше… Шкура у него расползалась на куски, а под нею человек оказался в солдатской гимнастёрке и сапогах. Очнулся, оглядел свои руки и заплакал. Так благодарил, часы свои серебряные тяте отдал. Важнецкие такие часы!
– А кто это был, Колька?
– Солдат на побывку домой шёл, заплутал и на ведьмака нарвался. Превратил его ведьмак в волколака… Как? Набросил волчью шкуру на спящего и заклинание сказал. Так человек волколаком стал. Вокруг своего села кружил, а подойти близко боялся – мужики бы прибили.
– Ух ты… ужасти какие, – выдохнул Ванятка.
– Умник распознал человека. Волчьего духу в нём не было.
– Не зря Умником назвали, – одобрил Яшка. – Про ярмарку, Колька, расскажи. Что там, карусели были? А палатки с пряниками и кренделями?
– Да какие там карусели! – скривился Колька. – В магазине пустые полки, одним керосином торгуют.
– Вот так ярмарка! – присвистнул Яшка.
– А что ж ты хочешь? Война, всем плохо.
Помолчали, задумались каждый о своём. Лёша задремал, привалившись к братикову плечу. Вдруг Ванятка испуганно схватил Яшку за руку.
– Яша, что это?
Из кустов с треском лезло что-то белое и лохматое.
– Это Зайка, не бойтесь. Она нас ищет, – сказал Лёшенька, стряхивая с себя сон.
– Как же она нас нашла? Вот умная кошка! – восхитился Ваня.
– Очень умная, мыша поймает и нам несёт, вроде как угощает, – погладил Зайку Яша.
Колька засмеялся:
– А ты этим мышом учительницу угостил?
Мальчишки повалились на песок, хохоча и держась за животы. Эхо прокатилось над тихой Волгой и замерло вдалеке.
Свадьба
Утро выдалось морозным. Возле станционного магазина стоял худой солдат в старенькой потертой шинели, с тощей котомкой за спиной. Изучив вывеску, он решительно толкнул тяжёлую, обитую железом дверь. Та с трудом поддалась, и солдат очутился в темноватом помещении.
До войны это был богатый магазин, где к престольным праздникам продавали шоколад и лимоны. Теперь на пыльных полках лежали календари, фляги керосина, а по стенам висели хомуты.
– Как-то пусто у вас, – озадаченно сказал солдат, оглядывая прилавок.
– Да, – развел руками хозяин, – хоть околевай.
– Гостинца сродственникам купить хотел…Три года сына не видел.
– Вона как! Три года, говоришь… Да погоди, найду для тебя кой-чего.
Хозяин открыл боковую дверь и зашуршал кульками.
– Привезли вчерась крупы и сахару чуток, мука картофельная есть…
– Давай всё, – обрадовался солдат.
Через несколько минут он шёл по шоссе, немного подволакивая ногу и сторонясь проезжающих саней. Вдруг позади фыркнула лошадь, послышалось: «Тпру, стой, милая!» – и незнакомый хрипловатый голос сказал: