***
Матрёна сердито гремела плошками в тазу.
– Да чё я такого сделала? Завсегда котят топили, куды же их девать? Я же тебе помочь хотела! Ворвалась, шипишь на мать, словно змея, окстись!
Феня нервно заплетала и расплетала косу.
– Я не просила! Козлиха хотела котёнка, тётка Агафья уже выбрала, и Кривоухов просил. Ты пошто у меня не узнала? Лёшенька эту кошку любит, котят Зайчатами назвал, он же меня ненавидеть будет теперь!
– Много чести перед сопляком танцы вытанцовывать! – в сердцах швырнула полотенце Матрёна. – Кланяться ещё будешь ему!
– А ежели меня Костя выгонит? – Феня оставила в покое косу. – Что тогда?
– Из-за котят, что ли? Дура ты, Фенька!
– Я у тебя, маменька, завсегда в дурах хожу.
Феня с трудом поднялась, придерживая живот, и направилась к двери.
***
У Сапожниковых садились ужинать. На столе исходила сытным паром гороховая каша, мать нарезала большими ломтями ржаной хлеб. Яшка заваривал в большой миске кисель, выпросив у матери крахмалу. Раздавил в миске горсть вишни, пустил туда струйку крутого кипятка из самовара. Кисель загустел, из мутного стал прозрачным и ярко-красным.
Яшка попробовал и скривился:
– Кислятина! Мам, а сахарцу дашь?
– Останный кончился, – ответила мать, – в лавке один керосин продают.
– Мы и без сахара съедим, нам и так вкусно, – заверила Полинка. Она расставила на столе тарелки, разлила по чашкам кисель.
Перекрестившись на икону, сели за стол. Застучали ложки. Гороховая каша быстро убывала, хлеб как по волшебству исчез со стола, даже кислый кисель стал как будто слаще.
Лёша вдруг перестал есть и застыл, к чему-то прислушиваясь. Глаза его широко раскрылись, ужас и отчаянье исказили личико.
– Мама! Мама!
– Что случилось? Царица Небесная! – испугалась мать, поспешно подходя и крестя Лёшу.
Тот вцепился в её платье и кричал:
– Мама, она утопила Зайчат! Тётка Матрёна убила котят!
– Нет-нет, что ты, Лёшенька… Она не могла, что это тебе почудилось?
– Я слышу, как они пищат в мешке, я вижу, как они умирают, как плачет Зайка… – Лёша зажал руками уши. – Я не могу! Я больше никогда туда не вернусь, забери меня насовсем, мама Вера!
…Добрый мужик на попутке согласился подвезти их до развилки. Обрадованный возможностью почесать языком, он всю дорогу трещал сорокой. Попутчики оказались аховыми собеседниками: мать отвечала односложно и невпопад, а Лёша отмалчивался.
– Сын-то у тебя балагур – прямо не заткнуть, – пошутил возница.
– Да уж… – не сразу отозвалась мать.
У развилки они сошли, не забыв свою плетёную корзину с крышкой, и побрели знакомой дорогой.
***
Весёлый растрёпанный Константин без рубахи колол дрова, простоволосая Феня в синем сарафане складывала их в поленницу под навес.
– Много не бери, не надрывайся, – глянул на неё Константин.
Феня засветилась:
– Какой ты заботливый, бережёшь меня. Я по два полешка всего, Костенька.
Они были так увлечены, что не замечали никого вокруг, матери пришлось громко поздороваться.
– Бог в помощь, братец Константин!
Константин отбросил топор, расцеловался со свояченицей. Лёшка уклонился от отцовских объятий и побежал в чулан.
На сундуке Зайка вылизывала единственного спасшегося котёнка. Лёша вытер слёзы, расстелил на дне корзины чистую тряпку, переложил в неё кошку и Зайчонка.
– Больше вас никто не обидит.
Прикрыл крышку плетюхи и пошёл в дом собирать свои вещи. Лёшка слышал, как во дворе что-то негромко говорила мать, как всхлипнула Феня. Как взревел Константин: «Убью курву!»
Лёша обернулся:
– Мама, тятя сказал, что убьёт её…
За столом сидела Софья в голубом подвенечном платье.
– Нет, сынок, не бойся. Не убьёт, – прошелестело в ответ.
Лёша подошёл к стене и снял фотографию, на которой улыбались счастливые отец и мама, сунул в мешок. С трудом потащил вещи к выходу и сказал:
– Ну вот, мама Соня, я готов.
***
Мать с Лёшей не вернулись к вечеру. Яшка встретил из стада корову, попробовал было подоить, но Зорька – корова с норовом, не признавала ничьих рук, кроме материных, могла и лягнуть, аж искры сыпались из глаз. И когда Зорька стала коситься и беспокойно переступать ногами, Яшка испугался и отошёл.
Они с Полей поужинали щами с капустой, напились чаю с хлебом. Яшка засветил лампу и устроился за столом с книгой, выпрошенной закадычным приятелем Ванькой у дочки школьного учителя.
Поля заскучала.
– Яша, читай и мне тоже, – попросила она.
– Ещё чего! Я люблю молча читать.
– Пожалуйста… Мне скучно и боязно так сидеть. Вдруг мама не придёт?
– Вот дурища. Как же не придёт, придёт обязательно! Лёшка с ней, она не одна, – успокоил Яшка. – Ладно, слушай… Интересная книжка, «Таинственный остров» называется…
Яшка читал, Поля слушала, подперев щеку ладонью, и изредка задавала вопросы.
– А что такое воздушный шар? А балласт? Имена-то какие чудные, разве такие бывают?
– Полистай книжку, тут картинки есть. Я посмотрю, не идёт ли мамка.
Поля забралась с ногами на лавку и зашелестела страницами, а Яшка вышел в сени. Он довольно долго стоял за калиткой, пока не заметил две белеющие в темноте фигуры – большую и маленькую.
Яшка с хмурым видом, не показывая облегчения и радости, забрал у Лёши корзину.
– Мамка, что так долго?
– Да почти всю дорогу пешком шли, умаялись. Вы-то как, поели? А корову загнали?
– Загнали. Я подоить хотел, а она как зачнёт ногами топать, я и бросил.
– Она такая у меня, с характером, – устало улыбнулась мать. – Ставь самовар, Яша, сейчас будем чай пить.
В избе Лёша открыл крышку корзины. Зайка смотрела настороженно, но потом успокоилась, выпрыгнула из плетюхи, с наслаждением потянулась, аж дрожь пошла по её телу, и принялась лакать молоко из блюдца, подставленного Полинкой.
– Ой, котёнок, – обрадовалась Поля, заглядывая в корзину. – Мам, он один?
– Да, один остался. Не трогай его, дочка, пусть там лежит. Садись к столу… Смотрите-ка, Феня вам что передала, – вспомнила вдруг мать, – и где только раздобыла такое богатство?
Она достала из узелка бумажный пакетик, развернула серую бумагу, в которую заворачивали товары в лавках, и положила на стол три огненно-красных петушка на длинных лучинках. Яшка спрятал леденец на потом для Поли, а Лёша не притронулся к угощению.
– Бери, Лёшенька, это не Матрёна, это Фенечка дала, не сумлевайся, – сказала мать. – Яша, я к тётке Анисье схожу. Вы меня не ждите, ложитесь спать…
Она набросила шаль и направилась к двери.
***
Домик Анисьи стоял первым на улице, в окнах за белыми вышитыми занавесками горел свет – хозяева не спали. Вера бесшумно проскользнула в калитку. Дворовой пёс Шарик выскочил из конуры, звеня цепью, принялся было брехать, но узнал гостью и завилял хвостом.
Вера осторожно постучала в окошко, потом в дверь.
– Веруша? Что стряслось? – испугалась Анисья.
– Нет, ничего не случилось, я так… посоветоваться с тобой надо. Твои-то спят уже?
– Спят, умаялись. Ну говори… с чем советоваться пришла? – Анисья бросила быстрый взгляд на расстроенное лицо подруги, пододвинула табурет.
Вера начала тихо рассказывать, вздыхая и вытирая глаза уголком платка.
– Матерь Божья! Убил! Зарубил топором, поэтому на тебе лица нет! – ахнула Анисья.
– Нет-нет! Боже упаси! Матрёна в сарае закрылась, там орала дурниной. Константин в сердцах стол в избе изрубил… Мы уже домой идти хотели, да Феня уговорила остаться. Жалко мне её.
Вера вспомнила, как Феня неловко совала пакетик с леденцами: «Возьмите, тётенька Вера, это для ваших деток и Лёшеньки. Пусть не серчает на меня».
– А может, Матрёна нарочно утопила котят, чтобы Лёша обиделся и остался у тебя? – догадалась Анисья.
– Да кто её знает? Для Лёшеньки эта кошка – драгоценность великая. Софьюшка, Царство Небесное, её котёночком махоньким взяла.
– Дитё он ещё. Успокоится, дай срок.
– Дай-то бог, Аниса. Вот рассказала тебе, и на душе легче стало.
Вера посмотрела на ходики, спохватилась, торопливо попрощалась и ушла.
Анисье было жарко, она ходила по избе, пила воду, заглянула в квашню, обмяла тесто. Рядом вертелся полосатый кот, бодал головой ноги, щекотал усами.