Димон все-таки достал мобильник, но не отдал, а открыл сообщение Ани Я четко видел ее имя в шапке. Судя по размеру, пришла фотография.
– Димон, сукин ты сын, отдай сюда.
Но тот лишь мгновение пялился в экран и тут же провел пальцем, очевидно перелистывая еще одно фото. Сколько их там пришло?
– Новиков, – уже встал я, но тот тоже вскочил и бросился от меня в сторону, снеся по дороге вазу с фикусом.
– Прекрати орать, а то я тебе валокардинчика выпишу.
Он отступал назад и начал искать кнопку, чтобы удалить файл. Тварь! Я уже совсем взбесился.
Резко толкнул его к стене, так что тот ударился об нее и скатился вниз. Я выхватил телефон и с хлопком закрылся в спальне Новикова.
Получив возможность открыть сообщения, я ею воспользовался… И… застыл, чувствуя сильнейший удар под дых.
Да, это были фотографии, и на них была сама Аня, и она танцевала.
Наверное, если смотреть в процессе, это красиво и одухотворенно, но мой мозг запечатлел лишь, как рука малолетнего сального щеголя застыла на груди Ани, пока она, откинувшись назад, висела на его бедрах, зацепившись ногами.
Именно так, как я трахал ее в последний раз.
– Что за х*йня? – процедил я сквозь зубы и перелистнул фото.
И снова Аня, и снова этот Артур.
Он держал ее на руках. Сильных, разумеется – одной обхватив талию, другую держа между ног, именно там, где должны быть только мои руки.
– Это что за порнуха?
Я смотрел балет и, хоть ножом режь, не помню такого. Вообще не помню, чтобы балет у меня вызывал хоть отголосок возбуждения, сейчас же я заполучил не только железный стояк.
Желание убить Аню и этого ее Веселова, который так лихо лапает мою женщину, было побольше моего немаленького члена.
Уже подъезжая домой, от греха подальше, я остановил машину, прямо перед подъездом и с огромным удивлением отметил белый солярис Афанасьева.
И в темноте салона, за полутонированным стеклом мелькнула голубая куртка.
Меня как током шандарахнуло.
Я не спрашивал себя, как эти двое оказались здесь вдвоем, и почему они вообще оказались здесь.
Я просто выскочил из машины и рванул выручать свою Птичку.
Глава 7. Аня
Когда репетиция подошла к концу, Артур, сегодня совсем распоясавшийся, конечно же ушел, со мной не попрощавшись. Ну, еще бы, в какой-то момент я просто столкнула его со сцены под громкий хохот остальных, когда он в который раз цапанул меня за грудь.
Впрочем, меня больше волновал молчавший телефон, с которого сидя на остановке, я не сводила глаз. Сама позвонить Роме я не решалась, даже включить приложение была не в силах.
В моем теле поселилась удушающая тяжесть, оно словно стало весить килограмм на десять больше. Руки просто крепко сжимали гаджет, впиваясь пальцами, наблюдая, как на него стекают слезы, почти мгновенно превращаясь в ледяные шарики. Они скатывались вниз, теряясь в грязном снегу, что так часто сменял кристально белый, утренний.
Вот так бы и сидела на холоде, с отмерзшей задницей, и лицом уже полностью залитым слезами, если бы не гудок автомобиля и знакомый, высокий голос.
– Синицына, ты нам здоровой нужна. Поехали подвезу.
Мне он не нравился. Этот Олег Вениаминович.
Ни его сальный взгляд, ни вечно искривленные в усмешке губы, ни волосы, которые он постоянно откидывал назад, словно припадочный. Но я замерзла, а у него наверняка работал обогреватель, и он наверняка мне ничего не сделает, боясь расправы ректора вуза. Но самое главное, он подвезет меня к Роме, потому что сама я не решусь сесть в такси.
Да, я поеду именно к нему. И буду сидеть в подъезде или возле, и ждать. Ждать, когда он, скорее всего пьяный, вернется домой. И буду оправдываться, и буду целовать, потому что не могу жить без надежды, пусть на редкую, но встречу.
Как бы я не хотела от него освободиться, собственные чувства давно загнали меня в капкан и теперь острые края не давали мне уйти, нанося кровавые раны. На сердце и душе.
– Синицына, ты еще с нами? – насмешливо поинтересовался Афанасьев, уже успев приблизиться и помахать перед моим лицом рукой.
– Конечно, – улыбнулась я, стирая последние слезы и чувствуя, насколько затекли ноги. Все-таки движение – жизнь. – Вам будет удобно меня довезти до дома?
Уточнять до какого я не собиралась.
– А ты из какого района? А, неважно, – махнул он ладонью и очень по-джентельменски открыл мне дверь своей чистенькой, синей мазды.
– С такой девушкой хоть на край света.
Это была настолько избитая фраза, настолько вялый подкат, что мне жуть, как захотелось закатить глаза. Но вместо этого я мило и ненатурально улыбнулась, почти что копируя его выражение лица, и залезла в машину. На улице и так было темно, а через тонированные окна почти не проглядывалась улица, и даже городское освещение.
– Нравится? – любовно погладил он приборную панель, на которой мигало сотни цифр, в которых я никогда не разбиралась.
– Очень, – все таким же болванчиком ответила я, но меня уже потряхивало от нетерпения. Когда мы поедем?
Я назвала адрес, и мы тронулись с места. И если Рома водил машину мягко, также, как ласкал руками, то у Афанасьева были явные неполадки в нервной системе.
Он все делал рывками. Говорил, танцевал, и вел машину. К середине пути у меня уже не было уверенности, что я увижусь с любимым, скорее с отцом. Вот так и попадают в аварии, гоняя на желтый свет и стартуя раньше, чем загорится зеленый.
– А знаешь, сколько она стоит? – вернулся к разговору о собственных достоинствах Афанасьев. Не удивилась бы, если он прямо сейчас достанет член, чтобы продемонстрировать размер. Немного покопавшись в интернете, я знала, что у Ромы все равно будет больше.
– Мне как-то неинтересно, – вежливо ответила и взглянула на проносившийся за окном ночной город. На то, как мелькали уличные фонари, яркие вывески магазинов и уже новогодняя иллюминация. Где-то там злился Рома, и мне не терпелось увидеть его, даже раздраженного, даже в гневе. Любого. Моего.
– Очень дорого. Я ждал три месяца, пока ее привезут. У нее полная комплектация и новый комплект…
У него не затыкался рот, отчего меня стало клонить в сон. Ну, сколько можно говорить о машинах. Достал! Лучше бы его последний спектакль обсудили, провальный, надо сказать. И я могу даже назвать причину такого результата. Расхлябанность. Как движений, так и поведения актерского состава. А кто виноват? Разумеется, руководство, перетрахавшее половину актеров. Причем была некая уверенность, что не только женского пола.
– Ты какие машины любишь?
Серьезно? Спрашивать про машины у балерины? Это как спросить у боксера, какие лыжи он предпочитает. Впрочем, была одна машина, которая мне очень нравилась. Трахаться в ней очень удобно, как оказалось.
– Ситроены.
– Французы, – фыркнул он, скривив лицо, сворачивая на нужную улицу. – В них, конечно, есть свой класс, но двигатели слабые, лошадок мало, а скорость они набирают, как черепахи из Тодеса.
Он рассмеялся своей шутке, а я лишь улыбнулась. Вежливо. Натянуто.
– Зато Ситроены надежные, особенно, если в них в аварию попадаешь.
– Здесь не спорю. Каталась, значит, на французах?
– Меня катали… – я резко умолкла, вспоминая те самые карусели, на которых меня прокатил Рома в своем ситроене. Лихо так, до детского восторга и крышесносного оргазма. А о плохом быстро забываешь.
Мы добрались до нужного дома и уже подъехали к подъезду, когда вдруг Афанасьев спросил:
– Так Веселов с тобой спит или с Губановой?
Такой резкий переход темы заставил застыть гипсом внутренности, и я чуть пододвинулась к выходу. Нащупав ручку, я потянула, но она так и не открылась. Блин.
– С Губановой.
– Как хорошо, а то я думал ты занята, – отстегнул он ремень и буквально вжал меня в дверь, потянувшись к моим губам. Вот это поворот.
– Что вы собрались делать? Я не хочу.
Я подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но рефлексы сработали быстрее и по лицу Афанасьева стало растекаться красное пятно. Пощечина не помогла, он только рассмеялся и снова наклонился ко мне.