– Я их у тебя куплю, – перебиваю ее рассказ. – Или куплю тебе другие туфли, не такие… взрослые.
Кори расплывается в улыбке.
– Договорились! Вот, – она передает мне смартфон с фотографией каких-то несуразных бирюзовых сандалий-гладиаторов, которые на скидке стоят меньше двадцати долларов. – Это вместо этих туфель.
Я смотрю на них. Они без каблука. Без каблука совсем.
– Они не на каблуке, – громко сообщаю я. – Значит… это Брайан?
Кори глубоко вздыхает и склоняет голову.
– Брайан. Он очень низкого роста.
– Но симпатичный, – замечаю я. – Ты выше него?
– Мы одного роста. Думаешь, у него есть комплекс неполноценности?
– Он еще растет, Кори. К тому же люди просто выдумали себе повод оценивать людей по росту.
– А Наполеон? У него же был комплекс?
– Сумасшедшие до власти люди бывают всех цветов и размеров, – поясняю я. – Чем волноваться о росте Брайана, лучше давай поймем, достоин ли он тебя.
Моя юная дочь снова вздыхает.
– Я не знаю, как это можно понять.
– Медленно. Не снимая кофты. – Кори поводит бровью. – Хорошо, не снимая штанов.
– Это я могу, – кивает она, и каждая клеточка моего материнского тела ликует. – На что мне смотреть, чтобы понять, достоин ли меня человек?
– Ну, что тебе больше всего нравится в людях? Включая тебя саму, – начинаю учить я.
Она задумывается.
– Мне нравятся добрые люди. А еще те, кто говорит правду. Кто действительно приходит, если обещал. О, а еще те, кто не считает себя лучше всех остальных.
Я киваю.
– Это прекрасный список качеств, которые ты можешь поискать у Брайана. Все это я вижу в тебе, так что ты заслуживаешь всего этого и даже больше. – Кори начинает кусать губы. – Что?
– Иногда я веду себя, как будто я лучше остальных. Знаешь, мальчикам нравятся уверенные девочки.
– Возможно, ты не просто так себя ведешь, а так и есть, – улыбаюсь я. – В конце концов, я считаю, что ты самая лучшая девушка из тех, кого я когда-либо знала.
– Ты моя мама. Ты должна так думать.
– Неправда, – качаю головой я. – Но в любом случае, ты – замечательная. И вокруг тебя много замечательных людей, поэтому не забывай об этом, если вдруг поймешь, что слишком сильно задрала нос.
– Я не забуду, если и ты не забудешь.
– Не забуду что?
– Что ты сноб. Что весь мужской пол недостоин тебя.
– Что? Откуда ты это взяла?
– Ну а по какой еще причине ты не можешь пойти на свидание раз в три года?
Я смотрю на нее, онемев от удивления. Что я могу ответить? Что я уверена, что Джон оставил меня, потому что меня невозможно любить? Потому что мне 40 лет, я библиотекарь, и у меня обычная фигура матери двоих детей, а не порнозвезды, я в очках, с длинными волосами в пучке. А еще у меня старомодная обувь и я не способна разобраться, какие брюки мне идут. Потому что мужчины, с которыми я общаюсь в жизни, – либо папы моих учеников, либо учителя моих детей. Потому что каким-то образом я по-прежнему замужем за бывшим мужем.
– Мам? Ты здесь? – Кори машет рукой у меня перед носом. – Прием! Вас вызывает земля!
– Прости, я выпала. Думала про… – Я обвожу глазами комнату и вижу часы. – Я думала про твоего брата. Я должна была купить сегодня апельсины. У нас они есть? Лучше заеду за ними в Wegmans. Ты что-нибудь хочешь оттуда?
Вот так все просто. Дочь обожает тамошние суши.
– Суши! – кричит она, и разговор о свиданиях мигом забыт.
– Суши так суши. Вернусь через полтора часа. Сможешь сложить в пакет ужасную одежду, а из того, что останется, сформировать комплекты?
– Естественно, мам. А что мне делать в остальной час и двадцать девять минут?
– Может, напишешь вступительное сочинение на тему упаковки обуви при существующих в авиакомпании ограничениях по весу?
– Прямо сейчас кинусь, – иронично отвечает она.
– Или попереписывайся с Брайаном. – Я направляюсь к двери, чтобы ей не пришлось изображать равнодушие. – Это просто идея.
Когда наступает момент моего отъезда, я чувствую себя ребенком: меня собственные дети отправляют в летний лагерь. Джон, Лина, моя соседка Джеки, которая согласилась присмотреть за домом и детьми в случае необходимости, – все собрались меня проводить, и у меня складывается явственное ощущение, что все мечтают поскорее спровадить меня из дома. И вот уже меня уверяют, что все будет хорошо, и что мне будут постоянно звонить, и Джеки присмотрит за садом и почтой, а Лина – за всем остальным. Джон подготовился основательно. Он принес много фотографий квартиры, которую снял, и она выглядит безупречно. В ней есть все необходимое, и он даже взял в аренду Volvo. Я вынуждена признать, что все в порядке и у них все под контролем. Но откуда-то из глубины подсознания кричит моя родительская часть: «Нет! Что ты творишь? Не оставляй детей!»
И эта часть настолько убедительна, что я на полном серьезе заставляю водителя такси развернуться и везти меня назад домой под предлогом, что я что-то забыла. На подъезде к дому я вижу, что дети сидят на ступеньках рядом с Джоном и вместе рассматривают его книгу, посвященную походам. Она лежит у него на коленях, развернута на странице с картой. Его тело расслаблено, он откинулся назад, на локти. Кори и Джо склонили головы к нему и над чем-то смеются.
Что мне сегодня утром сказала Кори? «Ты здесь все дела сделала, мам». Я смеюсь над этой мыслью. Я никогда не сделаю здесь все дела. Но на сегодня – это все, и пришло время ехать. Я говорю водителю, что это была ложная тревога, и мы снова разворачиваемся и едем на станцию. И вдруг я чувствую, что с моими плечами что-то происходит. Что-то, чего не случалось с ними лет пять или даже дольше. Они расслабились. Я чувствую незнакомое ощущение, когда они опускаются, и приятное чувство, что напряжение уходит – из шеи и основания головы. Сколько же времени я втягивала голову? Интересно. И зачем я это делала?
Я сразу вспомнила Рождество, когда я сдалась и купила детям игровую приставку. У нас и сейчас очень строгие правила касательно ее использования, но первым правилом всегда было то, что сначала я играю во все, во что они планируют играть. Никаких Call of Duty 17[19] даже близко не разрешалось в моем доме. Джо хотел играть в гонки, а для них требовалось купить руль. Он копил, копил и наконец купил руль и саму игру. Когда он принес домой новую игру, он знал, что первым делом должен будет сдать все это мне.
Я беру игру, мы открываем коробку, и Джо быстро инструктирует меня, что нужно делать: рули, никуда не врезайся, по возможности собирай летающие монетки, используй турбобонусы. Все было очень похоже на игры, в которые я играла у своих школьных друзей. Только сейчас графика и музыка стали на порядок качественнее. Я думала, что у меня не возникнет никаких проблем. Однако же ехала я ужасно – у меня не получалось рулить в турборежиме, я постоянно, как пьяная, врезалась в разные объекты. В конце концов Джо схватил меня за плечи, когда я отклонилась сильно вправо, пытаясь вывести машину из лужи, и сказал: «Мам, рули рулем, а не телом».
И сейчас, сидя на деревянной скамейке в ожидании поезда на Нью-Йорк, я понимаю, что всю жизнь рулю телом. Я несу свои заботы, печали и волнения на собственных плечах, как будто можно скомкать всю боль и страх после ухода Джона, сложить их в рюкзак и нести его по жизни. Каждый раз, когда я волновалась, сможет ли Джо найти себя в обществе, или лежала без сна, прислушиваясь, успеет ли Кори лечь до отбоя, или сводила свой доход и наши счета и решала, кому можно в этот раз не заплатить, – все это я складывала в рюкзак и несла с собой на своих плечах. Они болят, а я даже не замечала этого вплоть до этой самой минуты.
Я осознанно делаю глубокий-глубокий вдох. Направляю свой ум в несчастные напряженные мышцы, вены и сухожилия и говорю им: расслабьтесь. Я думаю о том, что дети находятся в безопасности с отцом, которого, если что, подменит Джеки, которую, если что, подменит Лина, и снова отдаю команду: расслабьтесь. Я думаю о том, что меня ждет гостевая комната в шикарной квартире Талии, занятия в Колумбийском университете, большие, красивые, свежие салаты на обед в кафе, белое вино, которое я буду без спешки пить. И вот я начинаю чувствовать, что впервые за очень долгое время я расслабляюсь. И это так приятно! И вот прибывает мой поезд, и приключение начинается.