В течение нескольких следующих дней он не появлялся на людях. Только в воскресенье днем он заглянул к одному из своих знакомых, сказал, что у него закончилась писчая бумага, и попросил одолжить ему несколько листов, так как в выходной все магазины были закрыты. На предложение отложить свою работу и присоединиться к партии в бридж, для которой как раз не хватало четвертого игрока, он ответил словами нетерпения и раздражения. Получив несколько листков из альбома для стихов, три больших листа чертежной бумаги, не бывшую в употреблении книгу для ведения домашнего хозяйства и коробку почтовой бумаги, он удалился.
Он ложился спать под утро и проводил в постели не более пяти часов. Едва проснувшись, он набрасывался на свою работу, словно одержимый. Один раз в день ему приносили обед из близлежащего ресторана. Во время еды он наспех просматривал газету. Сообщение о помолвке дочери крупного промышленника - девушки, сыгравшей определенную роль в его жизни, - с известным мюнхенским живописцем-пейзажистом не произвело на него ни малейшего впечатления. Он отложил газету в сторону и занялся теорией дифференциальных уравнений.
Его время наступало вечером, когда при свете лампы его ум приобретал необыкновенную ясность, приносившую ему понимание скрытых взаимосвязей. В вечерние часы он работал спокойно и взвешенно, имея перед глазами конкретную цель. Иногда из соседней квартиры до него доносились звуки скрипки: незнакомая ему девушка разучивала сонату ля-мажор Тартини, и меланхоличная красота мелодий сливалась с таинствами математики в один волшебно-фантастический мир.
За период между 18 марта и 25 апреля он выходил из дома всего один раз: чтобы навестить семидесятилетнюю парализованную воспитательницу своей матери, с некоторых пор жившую в Вене. Пока он пил чай, старушка рассказала ему несколько эпизодов из его раннего детства: о том, как она провожала его, когда он в первый раз пошел в школу, о том, каким бойким он был ребенком и не без успеха пытался завоевать расположение одной шестилетней блондиночки - помнится, это было на верхней палубе "Охотника" - и как в восьмилетнем возрасте он принял твердое решение стать императором Мексики. Он доставлял своей матери массу хлопот: еще в раннем детстве его поразила опасная нервная болезнь, а позднее, уже в школьном возрасте, он чуть не утонул во время купания.
Георг Дюрваль выслушал се, не перебивая. Потом он спросил, проявлялись ли у него в детстве музыкальные задатки, и посетовал на то, что занялся не своим делом. Изучение старинной музыки, переложение и издание сонат Тартини, Корелли, Витали, Локателли, многие из которых еще пылятся в архивах, - вот что могло бы стать подлинной целью его жизни, ибо музыка это единственная область, где он мог бы создать нечто положительное и непреходящее. То, чем он занимался теперь, было бесцельной игрой, в лучшем случае приятным времяпрепровождением, но не более.
От второй чашки чая он отказался. Поцеловав старушке руку, он пообещал забежать к ней еще раз в самое ближайшее время.
22 апреля, через неполных шесть недель после стычки, у него снова появились два его посредника и с порога сообщили ему о том, что по решению суда чести право господина Сенгесси принимать и давать вызов на дуэль восстановлено. Поединок состоится 25 числа, в шесть утра, на пратерских лугах. Пистолеты, тридцать шагов с двукратным сближением, пять секунд на прицеливание, каждый делает по три выстрела. При безрезультатном исходе продолжение поединка на саблях до тех пор, пока оба врача не констатируют утрату способности к бою.
- В пять утра мы у тебя, - добавил инженер. - Тебе нужно почаще бывать на свежем воздухе, Дюрваль, ты неважно выглядишь.