− Самолет. Оренбург, – сказал Кирилл Константиныч.
− Эмчеэсовцы летят через два часа. Регулярные есть через три.
− Регулярный. Два места. Позвони туда, чтоб встретили и поселили.
Маша вышла, и Капустин снова посмотрел на Гущу.
− Дамба старая. Пять лет назад ее укрепляли железками. Скорей всего, железки изолировали на пыль, все отвалилось и сгнило. Но надо смотреть.
− Поедешь? – спросил Капустин.
− Поеду. Но тебе же про бобров надо будет рассказывать, − ответил Гуща.
У Капустина завибрировал телефон. Высветилось имя Даши, его бывшей жены.
− Да, – ответил Капустин.
− Кирилл, ты позвонишь по лицею?
− Да, да. Позвоню. Сказал же.
− Хорошо, спасибо, − ответила Даша.
Капустин сбросил звонок. Он забыл, что еще неделю назад Даша попросила устроить ее сына в лицей. Пацану было семь лет. Даша хотела попасть в хорошую школу, но места в хороших школах все уже были расписаны, поэтому она позвонила Капустину.
Кирилл Константиныч посмотрел на часы. «Завтра утром позвоню», − сказал он себе под нос и кивнул Гуще.
***
− Как затопило? – спросила Татьяна дочь Катю. – Трубу прорвало?
− Нет же! Вода из реки – вжжж, и теперь ее дома − воо! – Катя развела руки в стороны, показывая, сколько именно воды. – Мне папа сказал тебя встретить. Он там горшки носит.
«Опять горшки носит», − подумала Татьяна. Ее муж Евгений разводил разные цитрусовые растения в цветочных горшках. Расти они особо не росли, но само то, что у Евгения дома худо-бедно теплилась горшочная жизнь, доставляло ему несказанное удовольствие. Татьяна к горшкам Евгения старалась относиться спокойно, хотя они и занимали львиную долю свободного места в их доме.
Дом у Татьяны Ершовой и Евгения Шушеры был большой: одноэтажный, но с четырьмя комнатами, высокими потолками и кирпичными стенами. Всего выходило сто пятьдесят метров жилой площади. Метров десять занимали горшки.
Татьяна взяла Катю за руку и поспешила домой. Остановка маршруток на Оренбург располагалась в одном конце Сакмары, а жили они в другом. Пешком − десять минут. Город Сакмара был очень маленьким: центральная улица Советская с несколькими пятиэтажками и с десяток примыкающих к ней переулков, где цвел и пах частный сектор жилья.
В городе и правда стояла вода. Невысоко, но все улицы и дома были затоплены «по щиколотку». Местные жители суетились на улице, почти на каждом из них Татьяна увидела резиновые сапоги или калоши. Татьяна остановила одну пожилую женщину и попросила рассказать о том, что тут случилось.
− Да дамба наша протекла. А я говорила, что из говна строят, да за миллионы, – ответила женщина. – Ну да, чай, не утонем, сейчас эмчеэсовцы должны приехать и все заделать и переделать. Говорят, что выше, мол, вода не пойдет. Айда мне поможешь.
Женщина потянула Татьяну за руку, сняла с плеча огромный баул и протянула его Татьяне.
− Мне к своим надо, − ответила Татьяна, − мы пойдем.
Она ухватила Катю покрепче за руку.
− На вот калоши тогда, − женщина достала из баула пару черных старых калош и протянула их Татьяне. Калоши были пыльные и пахли чем-то несвежим. Татьяна их взяла и вставила в них свои туфли. Получилось не очень удобно, но зато сухо. Погода хоть и стояла теплая, но журчащая под ногами вода еще не прогрелась.
Татьяна издалека увидела своего мужа и попробовала побежать к нему. В калошах на туфлях получалось это плохо, и она снова перешла на шаг. Катя рядом смачно шлепала резиновыми сапогами по лужам.
Евгений заметил Татьяну и сам пошел к ней навстречу.
− Фух! Все, что надо, переставил, документы сложил, фотоаппарат и пылесос изолировал.
− Сильно нас? − спросила Татьяна.
− Пока только подвал намок, − Евгений вытер пот со лба рукавом рубашки. – Я домой пришел, сел обедать, вижу в окно: народ бегает. Я выглянул, а там вот. Дамба, говорят. Речка наша путь себе рвет.
Дом Татьяны стоял на небольшом пригорке, который был обнесен деревянным забором зеленого цвета. За забором внутри росли несколько деревьев и какие-то цветы. К крыльцу были прислонены два велосипеда, детский и взрослый. Внутри дома все четыре комнаты были обставлены мебелью из «Икеи», которую сюда из московских магазинов под заказ привозили местные энтузиасты. Самая большая комната была спальней, самая маленькая − детской для Кати, третья комната превратилась во что-то вроде кабинета Татьяны, где она писала кандидатскую диссертацию, а четвертая была пространством для личных занятий Евгения: там стояли все его «недорощенные» апельсины, старое пианино, велосипед, компьютер, огромный фотоаппарат и прочий хлам из учебников и бумаг.
Кабинет Татьяны был тоже полон макулатуры: диссертационных распечаток и ксерокопий, экспертиз для Додонова и детских книжек для Кати, из которых Катя уже выросла, но выбрасывать которые Татьяне было жалко.
Татьяна быстро прошла по комнатам в поисках того, что еще требует срочной эвакуации из-за прибывающей воды. По улице промчался десяток самосвалов и пожарных машин, так что задрожали оконные стекла. «Видимо, у кого-то что-то замкнуло», − подумала Татьяна и подняла с пола Катин рюкзак, который ей купил Женя к будущей школе.
− К соседям ходил? − спросила она мужа.
− Нету никого. У них там по колено затекло уже, − ответил Женя.
В Сакмаре не было главной площади с Лениным, куда народ мог бы выйти в случае каких-либо катаклизмов или празднеств. Поэтому Татьяна, Евгений и Катя, закрыв дома все двери и окна, пошли на главную улицу – Советскую, чтобы разузнать у людей что к чему. Проехало еще несколько самосвалов в сторону дамбы, и пролетел вертолет.
− Как в кино, − сказала Катя.
На Советской было полно людей. Вся маленькая Сакмара вышла на улицу. Татьяна разглядела своих и Евгения учеников и их родителей и подошла к ним.
− Здравствуйте, Татьяна Геннадиевна, − завопили шестиклассники, у которых Татьяна была классной руководительницей. Татьяна в ответ вымученно улыбнулась.
− Известно что-нибудь? – спросил Евгений знакомых родителей.
− Ничего, − ответил один из мужиков, грозный и злой на вид. – Вот тот хрен в форме только сказал, чтоб все были готовы к эвакуации, − мужик показал пальцем на эмчеэсовца, который ходил от одной стороны улицы к другой и что-то говорил людям.
− Да потому что развалили всю страну на хрен. И губернатор наш скотина, − раздался громкий голос старика, с которым пытался говорить эмчеэсовец.
Все повернулись в их сторону и стали слушать.
− Я тут всю жизнь того… прожил, − дед горячился и хлопал себя по груди. – Родителей похоронил, детей похоронил. А вы ироды! Скотины вы! И губернатор ваш скотина!
− Семеныч принял уже? – спросил Евгений, кивнув на старика. – У него же дети в Москве живут. Когда он их похоронить успел?
− Его потоп уже в «принятом» виде застал, − ответили Евгению родители его учеников.
Татьяна подошла к эмчеэсовцу, чтобы расспросить его о том, что делать дальше.
− Вот, Танечка, смотри, скотины какие! – сказал старик, которого все звали Семенычем. Он театрально плюнул себе под ноги и посмотрел на эмчеэсовца.
− Нас эвакуируют? – спросила Татьяна.
− Пока нет команды, − ответил эмчеэсовец.
− А что случилось?
− Все нормально. Под контролем.
− Люди говорят, прорвало дамбу?
− Дамба в порядке. Не переживайте. Мы вас проинформируем о дальнейших шагах.
Татьяна посмотрела на Семеныча, который продолжал стоять рядом, кивнула ему и пошла обратно к своим.
− Молчат, − сказала она и посмотрела на часы на руке. – Пять часов. Скоро темнеть будет.
− Нам дома ночевать или где? – кто-то крикнул эмчеэсовцу, но тот уже отошел и сделал вид, что ничего не услышал.
Река Сакмара огибала городок с трех сторон, как будто петлей, и впадала в Урал в пяти километрах ниже по течению. Лет пятьдесят назад Сакмара решила срезать себе путь и проложить русло прямо по городку. Сначала образовался заросший осокой рукав реки длиной в сто пятьдесят метров. Никто не обращал на него внимания. Потом рукав начал заглатывать и заболачивать почву и вплотную подбираться к городу. Всем стало понятно, что скоро появится новое русло вместо населенного пункта.