Для чего тебе обременять себя мятежом в Италийской Галлии? Положим, ты разговаривал с людьми, не имеющими гражданства, и обещал им действовать от их имени, добиваясь, чтобы они получили право голоса. Такое поведение пристало римскому аристократу, который намерен стать консулом. Ты просто набирал себе клиентов, что правильно и похвально для патриция, поднимающегося по политической лестнице. Я была замужем за человеком, который подстрекал людей к мятежу в Италийской Галлии, поэтому я знаю, чем это заканчивается. Для Лепида и моего мужа Брута жить в Риме Суллы стало невыносимо. Их карьеры потерпели крах, им нечего было терять. В то же время твоя карьера только начинается. Следовательно, на что ты мог надеяться, разжигая мятеж в римских провинциях?
– Истинная правда, – подтвердил Цезарь, и в его глазах, которые Сервилия сочла немного холодными, блеснула веселая искорка.
– Конечно, правда, – отозвалась она. – Насколько мне известно твое положение, я могу сделать единственный вывод из всего мной услышанного: если ты действительно находился в Италийской Галлии и общался там с не-гражданами, значит, ты набирал себе клиентов.
Запрокинув голову, он рассмеялся. Он выглядел величественно – и, подумала Сервилия, очень хорошо знал, что у него величественный вид. Этот человек не сделает ни единого жеста, предварительно не рассчитав, какой эффект это произведет на аудиторию. Сервилия понимала его интуитивно. Но он ничем не выдал того, что его искренняя веселость в действительности была следствием холодного расчета.
– Это правда, я набирал клиентов, – признал он.
– Тогда все в порядке, – молвила Сервилия, улыбнувшись левым уголком маленького рта. – Никто не может упрекнуть тебя за это, Цезарь.
Затем с важным видом она добавила чуть снисходительно:
– Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы в городе циркулировала правильная версия.
Но это уже было слишком. Цезарь не мог допустить, чтобы его опекала Сервилия, даже ес-ли она происходит из патрицианской ветви рода Сервилиев. Бросив на нее презрительный взгляд, он отвернулся и уставился на Муцию Терцию, которую еще прежде приметил среди женщин, жадно внимавших беседе. Цезарь опустил Юлию на пол и приблизился к Муции Тер-ции. Взяв ее руки в свои, он сердечно поздоровался с ней.
– Как поживаешь, жена Помпея?
Она смутилась, что-то пробормотав в ответ. Затем настал черед Корнелии Суллы, дочери Суллы и двоюродной сестры Цезаря. По очереди Гай Юлий Цезарь здоровался с присутствую-щими дамами. Он был знаком со всеми, кроме Сервилии, которая с восхищением следила за ним, оправившись от шока после того, когда он столь резко оборвал беседу. Даже весталка Пер-пенния поддалась его обаянию, а что касается Теренции, эта грозная матрона положительно по-глупела! Но вот осталась только его мать. К ней он подошел последней.
– Мама, ты изумительно выглядишь.
– У меня все хорошо. А ты, – добавила она своим сухим, прозаичным голосом, – похоже, успокоился.
«Это замечание в какой-то степени ранило его, – удивленно подумала Сервилия. – Ага! И здесь имеются свои подводные течения!»
– Я совершенно оправился, – спокойно ответил он, садясь на ложе рядом с матерью, но по-дальше от Сервилии. – По какому поводу собрание?
– Это наш клуб. Раз в неделю мы сходимся у кого-нибудь в доме. Сегодня – моя очередь.
При этих словах Цезарь поднялся, чтобы уйти, извинившись за свой вид: он прямо с доро-ги. Сервилия подумала, что никогда не видела путешественника в такой безупречно чистой оде-жде. Но прежде чем он покинул комнату, Юлия подошла к нему, ведя за руку Брута.
– Папа, это мой друг Марк Юний Брут.
Широкая улыбка, сердечное приветствие. Брут был приятно поражен. «Без сомнения, и эта сердечность тщательно рассчитана», – подумала Сервилия, испытывая боль.