– Но ведь так нечестно, – вставила Ревна.
– А ты пришла служить в армию, считая, что в жизни все должно быть честно? – фыркнула Линне и сложила на груди руки. – Войну начинать нельзя, нам все равно ее не выиграть.
Отойдя от сочившихся ненавистью Стрекоз, они стояли в гневном молчании.
– Ты меня огорчила, – наконец, сказала Магдалена, обращаясь к Линне, – думаю, ты должна это знать, если учесть, что огорчить меня чем-то очень и очень трудно.
Может, в этом как раз и было все дело. Может, их отошлют домой. Пилоты не добились особенного прогресса, а война, казалось, медленно тлела где-то далеко-далеко. Но пока Ревна была здесь, маме с Лайфой ничего не угрожало. Последние события закалили ее. Ее отца вышвырнули из Союза, и дочь не хотела повторить его судьбу. Она приехала сюда затем, чтобы ее сестра смогла спокойно вырасти, а мать достойно встретить старость. Она не уступит стаду мужланов, решивших, что их ненависть – это забавно и умно. И найдет способ, как справиться с трудностями.
Проблема заключалась в следующем: отомстить они не могли.
Но сравнять счет им вполне было по силам.
– Нам надо обратить сложившуюся ситуацию в свою пользу, – сказала она.
Все повернулись к ней.
Ревна нервно сглотнула. Обычно такого внимания она удостаивалась из-за ног.
– А затем нам нужно будет упорно тренироваться, сдать летные экзамены и отправиться на войну. Это и будет наша месть.
И тогда их не смогут отправить по домам. Никто не скажет, что они сломались, не выдержав давления.
– И как, по-твоему, нам обратить ситуацию в свою пользу? – спросила Катя.
– Работая на заводе, я постоянно пользовалась этим приемом.
Если у какого-нибудь клепальщика на заводе выдавался паршивый день, очередная озлобленная антенна или бесхозная клешня неизменно оказывалась у нее на коленях. Сначала ей нужно было их успокоить, а потом проверить, пригодны ли они для использования.
– Но ведь здесь речь идет не о паре запасных частей, – заметила Ася.
Ревна старалась об этом не думать. Она пошла вперед, остальные двинулись за ней. Их встретила ярость. Ты знаешь, как с этим справиться. Превозмогая тошноту, она заставила себя подойти еще ближе. И даже когда почувствовала себя никчемной, жалкой уродиной, не остановилась. Это все было не взаправду.
Аэропланы содрогались, и протезы Ревны, сопереживая им, тоже дрожали мелкой дрожью. Чем сложнее была машина из живого металла, чем больше она нуждалась в человеческой заботе, тем тоньше настраивалась на человеческие эмоции. Чтобы вернуть летательные аппараты в рабочее состояние, потребуется много работы – куда больше усилий, чем ей когда-либо приходилось прикладывать на заводе.
Магдалена содрала с крыла просмоленное полотно, которым оно было обтянуто.
– Начнем с покрытия, – сказала она.
– Начнем? – отозвалась стоявшая чуть в стороне Линне. – Что именно?
– Да, это нельзя оставлять, – согласилась Ревна.
Слова ненависти будто цементируют эмоции, от которых пытаются избавиться девушки полка.
– И что мы с ними сделаем? – насмешливо бросила Линне. – Сожжем?
Девушки переглянулись. Надя щелкнула пальцами и ее ладонь озарилась искрами.
– Даже не думай, – зашипела на нее Линне, – это армейское имущество.
– Его вывели из строя, – сказала Магдалена, – и, по правде говоря, если мы сожжем улики, то окажем парням неоценимую услугу. Да и потом, что нам сделает Гесовец?
– Он много что может сделать, – ответила Линне.