– Я бы даже сказал опасные! – прыснул со смехом Леня.
– Да я так, ненадолго. – Маша сжалась от его взгляда.
– Так, мимо пробегала. – Заржал Матвей. – И вообще, кто тебе сказал, что ненадолго?
– Я сказала! – Маша встала, выбросила пустой стакан в урну. – Ладно, мне пора.
– Дома заждались? – спросил Максим.
– Да.
– Не ври! – скорчился Игорь. – Никто тебя там не ждет, что мы, не знаем что ли!
Маша растеряно заморгала ресницами, чувствуя на себе тяжелый взгляд Максима и жуткую, обжигающую лицо неловкость. Надо же, как тяжело может быть не физически, а душевно.
– Темно уже одной ходить. И поздно. Пару песен и я провожу тебя до дома.
– Ого, что за честь! – прыснул Игорь, но под тяжелым взглядом старшего брата, замолчал, но смеяться не перестал, впрочем, как и остальные.
Прежде чем ответить, Маша взглянула на Максима, смущенно покраснела, опустилась обратно на скамейку.
– Хорошо. Спасибо.
– Давай, играй, чего сидишь. – Сказал Максим, посмотрев на Руслана, и неожиданно подмигнул ей.
Руслан взял гитару, и полилась музыка. Чистый кайф, подумала Маша, чувствуя, как поднимается настроение. Пришел Максим и легкий трепет заполнил все внутри – каждую клеточку, каждый миллиметр ее тела.
Маша закачалась из стороны в сторону, довольно улыбаясь, когда все запели. Все, кроме нее и Макса. Звенят голоса, а Маша смотрит на него и не может отвести глаз. Он курит и периодически ловит ее взгляды.
– Дай-ка мне. – Сказал он вдруг, и взял у Руслана гитару. – Маша, что будем петь?
Она обмерла от неожиданности, пожала плечами. Хочется нежного, чтобы он и только для нее.
– Может быть «Дыхание»?
– Наутилус?
– Да.
– Можно. – Он улыбнулся, пару раз ударил пальцами по струнам и начал играть.
Восторг! Это почти счастье. Вот так просто, и ты в облаках…
Он запел и на куплете вновь посмотрел на нее. Горячая волна хлынула по телу. Посмотрел? Или показалось? Может это ее разыгравшееся воображение?..
Маша заерзала на месте. Не показалось – смотрел! Следующий куплет она запела вместе с ним. Какой у него голос шикарный! Она и не догадывалась об этом, а глаза синие-синие, губы…
– Котовас, ты сейчас задохнешься! – заржал сидевший рядом Игорь. – Ты близко к сердцу воспринимаешь слова этой песни.
Все засмеялись, а Максим оборвал взятый аккорд и во внезапно повисшей тишине, громко сказал:
– Идем.
Маша поднялась, слегка пошатнулась, выпитое спиртное все-таки сказалось.
– Куда идем? – она догнала его уже у дороги.
– Как куда? – он усмехнулся. – Домой! Спать тебе пора.
– Хорошо. – Она покорно кивнула, немного расстроившись. Да и на что она надеялась, глупая? Что Максим, этот уже взрослый и красивый парень, будет гулять с ней, с грязнулей малолеткой, под луной? Так не бывает.
Маша окинула себя взглядом, китайские кроссовки совсем развалились, большой палец некрасиво выпирал, джинсы тоже – ни к черту. На голове, наверное, волосы торчат. Она ведь даже в зеркало сегодня не смотрелась, да еще и пьяная. Позор – то, какой! Маша грустно засмеялась себе под нос, представив, как она смотрится со стороны. Он обернулся, удивленно окинул ее взглядом, она сжала губы. Смеется, а что еще остается делать?
Шли молча. Он впереди, она следом – по дорожке средь деревьев, через двор и детскую площадку одинаковых с виду красных хрущевок, через дорогу, тускло освещенную фонарями, вдоль проспекта, пока, наконец, не свернули на автобусную остановку, на которой она сегодня сидела. Максим остановился у киоска, кивнул на ее дом, спросил, нарушив, наконец, долгое молчание:
– Ты же там живешь?
Он повернулся к ней, и придорожный фонарь осветил его лицо – темные брови сдвинуты к переносице – хмурится, глаза блестят и кажутся сейчас не синими, а черными, как ночь за его спиной, губы сжаты, но все равно красивые, как и весь он.
– Чего молчишь, Маша?
Маша…не Котовас. Пожалуй, он один из немногих кто называет ее по имени.
– Извини.
Она кинула него взгляд, опустила голову. Он высокий, выше нее почти на две головы. А ведь и она не маленькая, самая высокая в группе – метр семьдесят четыре.
– Да, там мой дом виднеется.
– Ну, все иди домой. Мне тоже пора.
Он еще раз внимательно посмотрел на нее и, обойдя, пошел обратно. Уже, поравнявшись с остановкой, обернулся:
– Домой иди, чего стоишь?
– Спасибо! – крикнула Маша и зашагала к подъезду на ватных, дрожащих от волнения ногах. Он, парень из ее наивных мечтаний, проводил ее домой! Он, спортсмен и отличник, по которому сохнут все студентки, проводил ЕЁ!
Дома, как и ожидалось – гости. Терпеть их общество – невозможно, а потому, она быстро, стараясь, чтобы ее не заметили, прошмыгнула мимо кухни, на которой отец с кем-то громко спорил, закрыла дверь в свою комнату и, забравшись под одеяло, закрыла глаза.
Тело бил озноб. Она снова и снова прокручивала в голове этот вечер. Его взгляд – мурашки по телу, голос – ноги немеют. Жарко…
Она скинула одеяло, стянула с себя кофту и джинсы, снова упала на кровать. Его губы – он что-то говорил ей, а она не могла отвести взгляд от его губ. Какой же он красивый! И как от него головокружительно пахнет – она жадно улавливала аромат его одеколона, семенив следом.
Глава 3. Небесный голубой
Анна Ильинична закончила плановый обход пациентов, и сейчас, усевшись на белоснежный диван сестринской, внимательно смотрела на свои дрожащие руки. Ей еще нет сорока, а руки, как у столетней бабки – морщинистые и желтые.
Конечно, потаскай столько уток – хмыкнула она и посмотрела на неплотно закрытую дверь. Внутри вновь накатывала волна непонимания и злости на весь мир – за что ей такая жизнь? Ни минуты покоя.
Она со вздохом встала, закрыла дверь, подошла к шкафчику. Медицинский спирт – сейчас, пожалуй, единственное, что ей действительно интересно. Плеснула в прозрачную колбу, добавила в нее же воды из-под крана, размешала. Содержимое пошло едва заметными кругами. Женщина удовлетворенно вздохнула. Поднесла к губам, уловила свое отражение в зеркало на двери открытого шкафчика – свежее и румяное когда-то лицо сейчас было отвратительно опухшим: щелки вместо глаз и огромная картофелина, вместо носа. И за что Мишка ее еще любит? Она снова хмыкнула и на одном дыхании выпила всю жидкость.
– Анна Ильинична?
Женщина вздрогнула от неожиданности, стеклянная тара вылетела из рук. Словно издалека послышался звон битого стекла, запахло спиртом.
– Ой, извините.
Анна обернулась – в дверях стояла молодая рыжеволосая Оксана, новенькая медицинская сестра.
– Что ты влетаешь, как бешеная?! – крикнула Анна и кивнула на осколки. – Убирай теперь!
– Анна Ильинична, извините. – Девчонка схватила швабру, нагнулась над осколками. – Я только хотела спросить про раствор.
– Спокойней надо быть. – Она, пошатнувшись, переступила через швабру, села на диван. – Орешь, как буйная! Так всех пациентов на уши поставишь.
– Я же уже извинилась! – Оксана повысила тон, оборачиваясь к Анне.
– А мне что? – отозвалась та и почувствовала комок горечи в горле. Этот ужасный привкус мог заглушить только никотин. Захотелось курить. – Убирай стекло и сама убирайся! Мне еще дежурить всю ночь! Никакого отдыха.
– А что вы раскомандовались вдруг? – прошипела медсестра. – Вы забыли, что вы тоже медицинская сестра, а не врач, как когда-то давно?!
Анна с нескрываемым отвращением посмотрела на нее, а та уже бросила осколки обратно на пол и поднялась на ноги.
– Оксана, что ты себе позволяешь?
– Это вы что себе позволяете? Мало того, что пьете постоянно на рабочем месте, так еще и работу свою не выполняете! Абрамову из третьей палаты раствор внутривенно нужно было ввести еще час назад. Это должны были сделать вы, а заниматься приходится мне! Почему?
– Замолчи! – Анну затрясло, она сжала кулаки и прошептала сквозь зубы: – Да ты мне в дочери годишься, не смей так со мной разговаривать!
– Знаю я про вашу дочь, тоже мне мать нашлась! – Оксана нагло хмыкнула. – Брошенный никому не нужный подросток. Она у вас и пьет и курит, шастает по ночам. Конечно, есть с кого пример брать!