Тот, кто делал обыск,
прекрасно знал характер и поведение хозяина квартиры и, конечно же,
располагал информацией, куда и насколько уехал, и потому работал
неторопливо, со знанием дела. В доме побывала Служба, а не воры, и это
обстоятельство еще больше встревожило Русинова. Если для негласного обыска
сюда притаскивали рентгеновскую установку, значит, искали тайники, но
поскольку их найти не смогли - ибо таковых в квартире не существовало, а в
бумагах тоже ничего интересующего Службу не обнаружили,- то возможно, в
телефон, в репродуктор или стены влепили "клопов" и теперь будут слушать...
Самое главное было - понять, чья это Служба и что пытается добыть.
Маловероятно, что контрразведка,- Русинов никаких секретов не продавал, не
разглашал и даже в будущем делать этого не собирался,- и на то, что
негласный обыск проводили в целях получить какие-то улики против него,
тоже не похоже. Чего ради будут собирать компрматериалы, если он уже три
года, как не работает в Институте, да и самого Института больше не
существует в природе, как, впрочем, и той закрытой лаборатории, которой
руководил Русинов, научные же материалы частью уничтожены, а частью
переданы в спецотделы Министерства финансов и Госбезопасности. Члены
ликвидационной комиссии поставили свои подписи и тем самым сняли всякую
дальнейшую ответственность с завлаба за судьбы всех многолетних наработок.
Их могут еще больше засекретить и опустить в бронированные сейфы, а могут
при нынешней безрассудной гласности вытащить на свет Божий, и все тайны
скоро пожелтеют или выцветут на газетных полосах...
Русинов неторопливо разобрал рюкзак, разложив охотничьи принадлежности по
своим местам, затем почистил и смазал маузер - короткоствольный карабинчик
22-го калибра, вещь на глухариной охоте незаменимую,- и спрятал в сейф -
теперь до осени... А сам все мысленно ходил по стопам тех, кто с такой
доскональностью обследовал его квартиру, перебирал в памяти те материалы,
что лежали в столе и на книжных полках, но ничего крамольного не находил.
Искать могли единственное- карту "перекрестков" и божка- нефритовую
обезьянку. Однако это было его собственностью, хотя и относилось к
проблемам, которыми когда-то занималась русиновская лаборатория. Карту
"перекрестков Путей" он создал сам и сам же открыл некоторые
закономерности этих Путей, причем уже после ликвидации Института, и божок
к нему попал тоже после. Да и знают об этих вещах всего два человека в
мире - он, Александр Алексеевич Русинов, и бывший сотрудник лаборатории
Иван Сергеевич Афанасьев...
Что, если Иван Сергеевич ненароком где-то проговорился? И Служба мгновенно
заработала, стараясь выяснить, все ли секретные материалы сдал Русинов во
время ликвидации Института? Не оставил ли какие материалы последней
экспедиции, незарегистрированные и неучтенные? Может, кое-что не
материальное, не выраженное в письменном отчете оставил в голове?
Разумеется, в голове осталось многое. Лабораторию закрыли внезапно, "на
полуслове", сотрудников разогнали - кого на пенсию, кого откомандировали в
распоряжение Управления кадров Министерства обороны, предварительно
отобрав подписки о неразглашении. Не сдавать же голову в спецотдел вместе
с бумагами! В сорок три года полковник Русинов ушел в отставку, но
оставался профессором, доктором наук и считал, что голова еще сгодится,
хотя его приговорили к пожизненной и довольно высокой пенсии. Правда, вне
стен закрытого Института ни титулы, ни знания ему особенно не пригодились,
поскольку Русинов образование имел медицинское, но при этом двадцать лет
занимался геофизикой, археологией и философией, а докторскую защищал на
кафедре социологии.