Друзья сидели на приземистых стульях без спинок, за таким же невысоким массивным столом времён Салах ад-Дина. Хлебосольному толстяку нравилось принимать гостей. Улыбчивый, с округлым лицом, добрыми, но глуповатыми глазами и ранней лысиной, он обожал затяжные карточные баталии. Покер важно величал «Сеансом ИИИ» – интересно, интеллигентно, интеллектуально. Игроки выглядели по-домашнему – короткие шорты, кроксы и сорочки-безрукавки, оголявшие плечи, чем донельзя смущали набожную хозяйку дома. Аристократический отдых сопровождался литрами крепчайшего кофе и бессчётными плошками арахиса, арбузных и тыквенных семечек, сухого нута и прочих лакомств, ритуальных для гостеприимного стола друзов, когда на огонёк заглядывали уважаемые, но слишком частые гости. Иногда подавался виски, строго-настрого запрещённый религией, но, тем не менее, свободно продававшийся на заправке «Соноль» перед выездом из деревни. Справедливо опасаясь недовольства шейхов, спиртное Амер держал в литровом термосе. Случись в доме нечаянный гость, крамолы на столе не обнаружит.
– Господа! Я повышаю на… семьдесят! – выпалил хозяин дома и обескураженно улыбнулся.
Окружающих всегда восхищала его детская расположенность к улыбке, чаще женскую половину. Если бы не внушительный живот, парень мог похвастать многими победами. Абу Рабия не умел скрывать чувств и всегда выбирал ущербную тактику. Напропалую пасовал, когда надлежало рискнуть, или беспутно блефовал с отвратительными картами на руках. Поэтому проигрывал чаще партнёров, но никогда не огорчался. Зато изученная приятелями улыбка выдавала его с головой и означала одно – у него феерический расклад.
Убойная информация, если вовремя приспособить.
– Рана! – позвал он жену чуть громче, чем следовало. Хотелось показать друзьям, кто в доме хозяин, но виски притупил осмотрительность, – свари нам ещё кофе!
Она бесшумно, как призрак, проявилась в густом сигаретном смоге, заполнившем гостиную. В тёмном платье, прятавшем лодыжки, белом полупрозрачном платке, прикрывавшем лоб и брови, Рана казалась воплощением целомудрия друзской женщины. Мансур и Камиль, приятели Абу Рабии со школьной скамьи, могли поклясться, что ни разу после свадебного торжества не видели полностью её лица.
– Ч-ш-ш, не кричи так, малыша разбудишь – осадила она и отправилась на кухню исполнять просьбу мужа.
Сомнений, кто стоит за семейным штурвалом, ни у кого не возникло.
– Ну, Мансур? Скажешь что-нибудь, или будешь немым, как ХАМАСник[8] на допросе? – поторопил Камиль.
– Раздражение – слепой поводырь, – не замедлил поумничать Абу Рабия.
Картёжники понимающе переглянулись и прыснули со смеха. Где их простой, как хумус в тарелке, приятель нахватался мудрёных тирад, оставалось догадываться. На расспросы он отшучивался нехотя и неловко, что вызывало новые подозрения.
– Я – пас, – ответил Мансур, и его ореховые, чуть на выкате, глаза, оживлённо блеснули.
Мансур любил покер. К каждой раздаче относился бережно, продумывая множество комбинаций. Если бы не чрезмерная осторожность, из него получился бы первоклассный игрок. Во всяком случае, он проигрывал реже аутсайдера Амера. Предусмотрительность считал фундаментом удачи, молчаливость – залогом успеха.
– Ну-ну, столько времени думать, чтобы соскочить!? – заметил Камиль.
В отличие от большинства друзов, обладавших располагающей внешностью, этот молодой человек, будто со стиснутым у висков черепом, походил на европейца-ашкенази. Камиля принимали за своего поляки, литваки, немцы и даже евреи из Биробиджана.
– Сравниваю, – спокойно продолжил он, выложив фишки на середину стола, рядом с «Эверестом» шелухи от семечек и орехов.
В картах Камиль был, что называется, ястребом – точный анализ ситуации, психологический расчёт и, конечно же, удача, присущая игрокам высокого полёта. Он «видел» противника, быстро принимал решения и ошибался изредка. За этим столом побеждал неизменно. Везение всегда, если подытожить, тонкий расчёт.
– Я тоже плачу, – воскликнул Мансур, бросая фишки.
Друзья раскрыли карты. «Две пары» Абу Рабии были слабейшей комбинацией на столе, мощный «трипс» Мансура оказался бессилен против «флеша» Камиля. И на этот раз сенсации не произошло.
– Чёрт, – выдавил, улыбаясь, словно угадал шесть номеров в лотерее, Абу Рабия, – надо же… Ветры дуют не так, как хотят корабли.
Мансур иронично взглянул на него и покачал головой. Амер счёл это восхищением и благодарно кивнул. Камиль невозмутимо собрал в кучу выигранные фишки. Вместе с ароматом свежезаваренного кофе в комнату вплыла Рана.
– Последний, – сказала она и пристроила поднос на край стола, – захотите ещё, управляйтесь сами. Я – спать.
– Рана, дорогая, – улыбаясь, проговорил Мансур, – мы уже топ-топ-топ… уходим… намёк понят…
– Ах ты, недотрога… Решил меня обидеть? Ладно, как-нибудь сочтёмся…
– Рана, успокойся, все знают, как радушно ваша семья принимает гостей, – вступил в разговор Камиль, – Мансур хотел сказать, что и впрямь поздно… спасибо тебе и спокойной ночи. Какие проблемы, вдвоём доиграем, мужа твоего легко отпустим. Запишем ему поражение… так что… забирай своего хозяина с собой.
Лёгкий румянец выдал смущение девушки, но она не растерялась. Рана никогда за словом в карман не лезла, и Камиль не хуже других знал, что забавляется с огнём.
– Ты бы, Камиль, о своей Майсе побеспокоился. Сидишь, картами пробавляешься. Ты, вижу, уверен, что она должна высматривать ненаглядного муженька из окошка… Нет, знаешь ли… В куклы мы давно отыграли, сейчас другие забавы. Прикинь, что делает Майса, когда мужа нет дома? Попробуй объясни, где весь день пропадал… думаешь, жена тебе поверит?
Камиль, как проигравшая в словесной баталии сторона, потупил глаза и, словно сдавшись, поднял вверх руки. Рана задиристо подёрнула плечиками и, не спеша, двинулась в спальню. Походя распахнула окно, и в гостиную ринулся свежий ветер Западной Галилеи. Друзья проводили глазами её стройную фигурку, но, поймав ехидный взгляд Абу Рабии, спохватились и уткнулись в карты. Игра продлилась ещё немного, но уже вяло, без прежнего задора.
– Всё, мужики, глаза слипаются. Заканчиваем? – зевая, спросил Мансур.
– Ты же выходной завтра.
– Так и есть, но в два часа ночи голова плохо варит. Боюсь крупно проиграться.
Камиль собрал карты и, будто, между прочим, заметил:
– Кажется, твоей голове в любое время суток думать хлопотно.
– Может и так, но тогда меня по ошибке в университет приняли.
– В какой университет?
– И ты молчишь? От друзей скрываешь?
– Колись! Или сглазить боишься?
– Нет, конечно… Хотел сегодня рассказать, но игра выдалась интересная. В октябре начинаю первый семестр. Факультет криминологии.
– Молодец, паренёк, поздравляем, – друзья вскочили и принялись обнимать Мансура.
– В Цфате? – спросил Камиль, основательно двинув приятеля по плечу, – там, кажется, «бакалавра» подгоняют под требования МВД. Ерунда – ОЗ.
Термином ОЗ, то есть «обязан закончить», обозначали те высшие учебные заведения, где требовалось лишь присутствие на лекциях. Руководство университета входило в положение силовиков, совмещавших учёбу, семью и ненормированный рабочий день, когда теракты были повседневностью.
– Обижаешь, Колледж Западной Галилеи от Бар-Иланского универа.
– Кажется, это где-то на шоссе Акко-Нагария?
– Точно, ближе к Акко.
– Когда проставляться будешь? – оборвал академическую беседу Абу Рабия.
Приятели захохотали.
– Я серьёзно, – притворился обиженным толстяк, – чем хочешь клянусь, проигнорируешь проставу, экзамены завалишь. Так что… Вот когда я в полицию призвался… совсем из головы вылетело, – тут же последовал новый взрыв хохота, – да, да, бывает, я, знаете ли, тоже человек. Прикиньте, сколько дел появляется у человека в призыв, сколько бумаг надо оформить, сколько тестов пройти, вот и забыл проставиться.