– Вы что, не слышали?
Но и теперь никто не произнес ни слова. 509 й заметил у двери Агасфера. Он сидел на полу и гладил «овчарку». «Овчарка» рычала. Ей было страшно.
Свалявшиеся волосы свисали на покрытое шрамами лицо, глаза испуганно сверкали в темноте.
– Гроза, – пробормотал Агасфер. – Это всего лишь гроза! Тихо, Вольф, тихо!
509 й прополз вглубь барака. Он не мог понять, почему все так спокойны.
– Где Бергер? – спросил он.
– В крематории.
Он положил пальто и куртку на пол.
– Вы что, не хотите на воздух? – он посмотрел на Вестхофа и Бухера.
Они ничего не ответили.
– Ты же знаешь, что нельзя, – сказал наконец Агасфер. – Пока не дадут отбой тревоги.
– Отбой уже был.
– Еще нет.
– Был. Самолеты улетели. Они бомбили город.
– Заладил, как попугай – «бомбили, бомбили»! – злобно проворчал кто то из темноты.
Агасфер поднял голову:
– Может, они в наказание за это расстреляют человек двадцать.
– Расстреляют? – захихикал Вестхоф. – С каких это пор здесь расстреливают?
«Овчарка» залаяла. Агасфер крепко держал ее, не отпуская от себя.
– В Голландии после воздушного налета обычно расстреливали десять двадцать политических. Мол, чтобы им в голову не лезли глупые мысли.
– Мы не в Голландии.
– Я знаю. Я просто сказал, что в Голландии расстреливали.
– Расстреляют! – презрительно фыркнул Вестхоф. – Ты что – солдат, чтобы тебя расстреливали? Здесь вешают или просто бьют, пока не околеешь.
– Они могут сделать исключение, для разнообразия.
– Заткните ваши вонючие глотки! – выкрикнул тот же голос из темноты.
509 й опустился на пол рядом с Бухером и закрыл глаза. Ему все еще мерещился дым над горящим городом, а в ушах стоял глухой грохот взрывов.
– Как вы думаете, будет сегодня ужин или нет? – спросил Агасфер.
– Болван! – ответил ему голос из темноты. – Чего тебе надо? Сначала ты хочешь, чтобы тебя расстреляли, а потом спрашиваешь, дадут ли тебе
поесть!
– Еврею нельзя без надежды.
– «Без надежды»! – снова захихикал Вестхоф.
– Конечно. А как же? – ответил Агасфер невозмутимо.
Вестхоф поперхнулся и вдруг всхлипнул. Его уже несколько дней терзал барачный коллер .
509 й открыл глаза.
– А может быть, сегодня ничего не дадут, – сказал он. – В наказание за бомбежку.
– Эй ты, со своей дурацкой бомбежкой! – опять раздался голос из темноты. – Ты сегодня заткнешься или нет?!
– У кого еще есть что нибудь съедобное? – осведомился Агасфер.
– О боже!.. – простонал голос из темноты. Слишком очевидный идиотизм вопроса делал какие либо комментарии излишними.
Агасфер не обращал на него внимания.
– В лагере Терезиенштадт у одного был кусок шоколада, а он об этом и не знал! Сам спрятал его, когда их пригнали, и забыл. Молочный шоколад… В
обертке с портретом Гинденбурга.
– А может, еще и с паспортом в придачу, а?.. – проскрипел все тот же голос.
– Нет. А на этом шоколаде мы протянули два дня.
– Кто это там все кричит? – спросил 509 й Бухера.
– Один из тех, что прибыли вчера. Новенький. Привыкнет.
Агасфер вдруг насторожился.
– Кончилось..
– Что?
– Тревога. Это был отбой. Последний сигнал.
В бараке вдруг стало совсем тихо. Потом послышались шаги.
– Убирай овчарку, – прошептал Бухер.
Агасфер затолкал сумасшедшего под койку.