– Ой, Ваденька, а ко мне как раз Танечка (Леночка, Светочка, Мариночка) зашла. Не забывает старуху
Танечка (Леночка, Светочка, Мариночка) смотрела на него коровьими глазами и ждала продолжения. А он мрачнел и блеял нечто невразумительное, вследствие чего Танечки (Леночки, Светочки, Мариночки) быстро соображали что им здесь ничего не светит и менялись моментально и сразу, как будто в них где-то повернули переключатель. Они могли стать занудными и скучными, могли – веселыми и обаятельными, а могли – злыми и язвительными. Но в любом случае, они становились самими собой и с ними сразу становилось легче. Можно было поддерживать необязательный разговор, можно было слегка пофлиртовать, а можно было даже и завести ни к чему не обязывающий роман. И только Юдит, хотя и была исходно одной из маминых Танечек (Леночек, Светочек, Мариночек), поразила его тем, что была естественна с самого начала, благополучно проскочив стадию коровьих глаз и больших надежд. Даже мама не нашла для нее уменьшительного прозвища и так и звала ее – Юдит. Это и ввело его в заблуждение, он ослабил бдительность, в результате чего появился Максимка и они стали жить семьей. Поначалу ему это нравилось и даже ночной плач по первым зубам и грязные пеленки, а позже – детские горшки и описанные штанишки, он переносил стойко, со свойственным молодым отцам здоровым мазохизмом. Максимка подрос и тут выяснилось, что влюбленность его мамы бесследно исчезла, уступив место безразличию и апатии. Особенно это стало заметно, когда сын подрос и уже не перекрывал матери весь горизонт. Теперь Вадима всего лишь терпели, безразличие грозило перейти в неприязнь или даже ненависть и это его совершенно не устраивало. К счастью, Юдит первой предложила расстаться и он с тайной радостью согласился. Их брак не был оформлен, но он повел себя по-джентльменски и расстались они легко и красиво, по крайней мере внешне. Вот только глаза Максимки… он помнил их, ощущал их спиной, закрывая за собой дверь ребром большого чемодана.
С тех пор прошло больше десяти лет и укоризненные глаза почти забылись. Почему же сегодня ему понадобился этот номер телефона? Он не забыл его, не потерял, не стер из памяти аппарата и исправно звонил по этому номеру два раза в год: под Новый Год и в день рождения сына, сам себя проклиная за фальшь в голосе.
– Спасибо папа – вежливо отзывался Максим спокойным голосом воспитанного мальчика.
Кто знает, что на самом деле творилось в его голове, в полудетских мозгах подростка, выросшего без отца? Так зачем же понадобилось звонить сыну? Неужели, подумал он, даже самый отъявленный мизантроп боится одиночества? Или им двигает тупой инстинкт продолжения рода, который обычно упрощают до процесса зачатия? А ведь на самом деле это нечто много большее. Именно инстинкт продолжения рода заставляет человека задумываться о том, что останется от него после смерти. И мы судорожно строгаем детей, а потом истово и, порой бездумно, растим их, воспитывая по своему образцу и подобию, стараясь оставить в этом мире копию самого себя, этакий Copy-Paste на генетическом уровне. Подсознание привычно блокировало крамольные мысли, но пальцы уже перебирали строчки адресной книги.
– Как дела, Максим? – спросил он – Как мама?
Ему самому тут же стало противно и от своего приторно-фальшивого тона и от наигранной бодрости, которую он отнюдь не испытывал.
– Тебе же совсем неинтересно про маму – неожиданно заявил Максимка.
– Неинтересно – растерянно подтвердил он – Зато мне интересно про тебя.
– Зачем?
– Как зачем? Ты же мой сын.
– Правда? А что ты знаешь про своего сына?
Действительно, что он знал про Максимку? Он помнил его пухлым, все время вопящим младенцем, помнил его в ползунках, а вот свой первый шаг сын сделал уже без него. Конечно, они встречались время от времени, но порой у Юдит, а порой и у него были свои заботы и встречи эти случались не так часто, как ему бы хотелось и уж наверняка много реже. чем Максимка заслуживал. Теперь же экран телефона показывал лицо пятнадцатилетнего подростка, не украшенное обязательными в прежних поколениях прыщами. Чем было заполнены эти максимкины годы? Кто водил его за руку, кто рассказывал про драконов, рыцарей и звездолеты? Кто в первый раз показал ему жирафа?
– Тебе, что, не нужен отец?
– Не знаю… А зачем?
Чего больше было в голосе сына, неуверенности, обиды или безразличия? Об этом лучше было не думать. Нет, он, конечно же, неправ. Несомненно, отец всегда будет нужен. Хоть какой-нибудь отец. Нужен, чтобы выслушать про юношеские, а потом и взрослые проблемы. Он будет нужен, чтобы безоговорочно, да, именно безоговорочно, одобрить очередную последнюю любовь. Наверное, он нужен будет и для того, чтобы выслушать горестную историю непонимания и ссор. Возможно, он понадобится и чтобы помочь деньгами в нужную минуту. Но он уже не сможет имплантировать в неокрепшую детскую психику свое видение мира, не сможет приобщить к любимым книжкам, к рыбалке, к собранию марок и что там еще отец недобрал в своем детстве? Мы делаем это, чтобы стать бессмертными, продолжить жить. Никто не хочет умирать насовсем, а тут такая прекрасная возможность, оставить этому миру нетленную частичку себя. Вот только иногда эта частичка так непослушна и так непохожа, как будто обычное нажатие на клавиши, простой Copy-Paste, дало сбой, скопировав нечто совсем уже неожиданное. И вот уже она, эта частичка, читает другие книжки, любит блондинок, а не шатенок и предпочитает компьютерные игры рыбалке. А что делать, если сын вырос без тебя? Тут уже сразу надо забыть и о шатенках и о рыбалке.
– Ты любишь рыбу ловить? – неожиданно для самого себя спросил он.
– Не очень – Максим, казалось бы, совсем не удивился – Я все больше в компьютерные игры.
Про блондинок Вадим предпочел не спрашивать. Они еще поговорили немного и Максимка, выплеснувший застарелую обиду, утратил всю свою агрессивность и даже начал поддерживать разговор. А Вадиму захотелось сорваться с места, наплевать на правила, запреты и штрафы, забросить в машину удочки, палатку, взять сына и поехать вечером за четыре часа ухабистых дорого туда, где так тревожно подергивается поплавок на спокойной глади воды подернутой последней полосой утреннего тумана. Не выйдет, подумал он… Юдит будет долго поджимать губы, морщиться и приводить веские аргументы против авантюрной поездки. Никогда, никогда не было у него что противопоставить этим, всегда правильным, железобетонные доводам. Да и проклятый карантин будет на ее стороне. Ну что же, останемся здесь, подумал он, в свой, тоже железобетонной, самоизоляции. Вот только Максимка, сын, останется там, по другую сторону. Это было поражение, фиаско, провал.
Они еще о чем-то поговорили, но он уже с трудом поддерживал разговор и Максимка это заметил.
– Что с тобой, папа? – спросил он.
– Со мной? Со мной все в порядке. В абсолютном порядке – последние слова прозвучали немного истерично.
Еще не хватало грузить парня своими проблемами, подумал он, лишь бы голос не дрогнул. И голос не дрогнул, но что-то такое не ускользнуло от Максимки и тот неуверенно пробормотал:
– Ты звони почаще, папа…
– Лучше ты сам мне позвони, когда захочешь.
Эти слова он произнес уже правильным, твердым голосом – голосом отца. Пусть только закончится этот подлый карантин и я найду слова и очень убедительные доводы чтобы взять парня… Нет, не на рыбалку… Я не буду развлекаться за счет ребенка, а повезу его туда, куда ему будет интересно. А ты знаешь, где ему будет интересно? Нет, пока не знаю, вот и придется узнать. Лишь бы поскорее кончился карантин. Только тут он понял, что впервые за все время самоизоляции карантин стал ему в тягость.