* * *
Он должен выжить, хотя бы ради того, чтобы над его виртуальным трупом не поглумились эти хрюкающие, ограниченные троглодиты, также известные как комментаторы. А та часть, в которой он получает толпы подписчиков и спонсоров, а также спокойно осаживает словами «Я же вам говорил» всех троллей, когда-либо ставивших дизлайки под его видео и обзывавших его всякими нехорошими словами… Ну, это будет просто приятный бонус.
Слабое свечение по левому борту и приглушенное ворчание грома подсказывают ему, что молния ударила снова, но на этот раз не очень близко. Мгновение Кэмерон позволяет себе думать, что буря отступает или что его лодка выходит из зоны шторма. Он опускает навигационный визор в надежде, что тот покажет что-то полезное или хотя бы ободряющее. Визор Кэмерон разработал сам: это система дополненной реальности, анализирующая его положение на озере, погодные условия, направление ветра и подводные течения. Система постоянно сбоит – Кэмерону не хватило гениальности и ресурсов, чтобы настроить ее как следует, – и все же она показывает ему достаточно полезной информации, от которой его желудок подпрыгивает к горлу. Большая часть данных погребена под мерцающей шкалой, свидетельствующей об аномальной электрической активности, и система вежливо информирует его, что понятия не имеет о том, что именно происходит, но что бы это ни было, это нечто до чертиков странное. Корректно отображаются только показатели барометрического давления – оно необычайно высокое, словно юноша находится не на поверхности озера, а на глубине десятков метров под водой. Кэмерон сглатывает, и у него тут же закладывает уши. Можно забыть про смерть от удара молнии: он будет страдать от декомпрессионной болезни и умрет, сидя в этой лодке, из-за повышенного содержания пузырьков азота в крови.
С другой стороны, в происходящем есть и положительный момент, ибо ситуация из дурацкой становится причудливой. Премия Дарвина потеснилась, и на горизонте замаячили «Секретные материалы».
* * *
Отвлекшись, Кэмерон не замечает, как волна внезапно надвигается на него слева; она обрушивается на борт лодки, та начинает быстро кружиться, а Кэмерон сначала беспомощно машет руками, пытаясь удержать равновесие, а потом падает в залитый водой кокпит и хрипит. Вода просто ледяная. «Гипотермия!» – думает он, пытаясь подавить рвущийся из груди истерический смех. С какой стороны ни посмотри, живым ему из этой ситуации не выйти. Руки покраснели и ноют. Он пытается сжать кулаки и морщится: больно, но не так, как должно бы быть. Пальцы уже теряют чувствительность.
* * *
Подняв визор, Кэмерон морщится и смотрит в закрепленную на носу лодки камеру – ее объектив забрызган озерной водой. Интересно, она еще снимает? Он все еще жив? В нижней части забрызганного корпуса камеры слабо мигает зеленый огонек. «Да». Всего на секунду Кэмерон позволяет себе ощутить удовлетворение. Разработанная им система записи не только идеально работает и транслирует запись, несмотря на сильные электропомехи, которые наверняка возникли из-за шторма; при мысли о том, что сейчас кто-то за ним наблюдает, Кэмерону становится не так одиноко. Дело не только в этом… он чувствует себя более храбрым. Знает, что у него есть цель. Следовало бы обратиться к аудитории… но что сказать в такой ситуации кучке случайных, незнакомых людей и одной маме, если только они и составляют костяк твоих подписчиков?
Обратившись лицом к камере, Кэмерон одной рукой держится за фал[5], а другой делает широкий жест, указывая на окружающую мглу.
– В общем, я нашел шторм! – кричит он. Язвительный внутренний голос тут же возмущается: «Нет, черт возьми, они это и так видят». Вот досада. – Не знаю, как долго я здесь пробыл, но ощущение такое, будто меня закрыли в стиральной машине! Я потерял горизонт и не могу… эх, в смысле…
Его лепет тонет в оглушительном раскате грома и вспышках двух гигантских молний, одна из которых обжигает ему сетчатку своим послеобразом – зубчатая, темно-синяя пропасть раскалывает его поле зрения точнехонько пополам. Кэмерон захлопывает рот. Ну и ладно. Все смотрят на то же, что видит он, и понимают, что происходит нечто неописуемое. Ему следует говорить о том, чего другие не видят, о том, что он сейчас думает, что чувствует. Именно так положено поддерживать контакт с аудиторией, разве нет? Лодка бешено раскачивается, воздух душный, дышать тяжело. Кэмерон выпускает линь[6], и парус беспомощно хлопает на ветру. Ему не выплыть из этой бури, он просто не справится. Осознание странным образом успокаивает: теперь его судьба находится в руках сил, гораздо более могущественных, чем он сам. Кэмерону остается лишь надеяться и попытаться сделать так, чтобы эти мгновения что-то значили для тех, кто будет свидетелем его последних минут… если хоть кто-то посмотрит это видео.
* * *
Кэмерон делает глубокий вдох. Следовало бы произнести что-то героическое. Эпичное. Найти какие-то красивые слова, которые бы наиболее полно выразили его ужас и в то же время оказались бы достаточно поэтичными, чтобы их можно было выбить на его надгробии. Такие, чтобы круто звучали в устах актера, который будет играть его в фильме, ведь в будущем о его доблести непременно снимут кино.
«Помоги мне, Оби-Ван Кеноби. Альбатросы не сдаются. Я просто парень, который стоит перед лодкой и просит ее… полюбить его?[7] ПРЕКРАТИ, старик! – мысленно прикрикивает он на самого себя. – Перестань валять дурака и скажи что-нибудь! Скажи хоть что-то!»
* * *
Кэмерон смотрит прямо в камеру и во весь голос выкрикивает свои предположительно последние слова:
– Прости меня, мама!
«Черт. Неужели я такое ляпнул?»
Камера работает с небольшой задержкой. Если бы было больше времени, он мог бы потянуться вперед и перезаписать этот момент, придумать что-то – что угодно – менее идиотское, чем «Прости меня, мама». Но времени нет. Не будет второй попытки. Не будет второго шанса. Волоски на руках Кэмерона встают дыбом, в воздухе появляется странный запах – и тут мир раскалывается надвое, охваченный ослепительным кипенно-белым огнем. Все вокруг Кэмерона перестает существовать. Он находится внутри молнии, а молния находится внутри его. Электричество бурлит у него в животе, мчится по его венам; оно хлещет по его коже и ползет сверху вниз по позвоночнику; оно погружает его мозг в бесконечное море света. На миг Кэмерон чувствует себя невесомым, как туман, влажное прикосновение которого уже не ощущается на коже.
Потом свет внутри его умирает, и Кэмерон слышит все сразу: удар грома, подобный звуковому удару. Горячий треск, с которым лопается его плоть. Чей-то крик вдалеке. Осознание: это кричит он сам. Тошнотворный запах горящей кожи, его собственной, заполняет ноздри и обволакивает язык. Боль не идет ни в какое сравнение ни с чем, что ему приходилось испытывать до сих пор. Единственное облегчение: его больше здесь не будет, и не придется страдать дальше. Глаза Кэмерона закатываются, он падает в кокпит, и все вокруг погружается в темноту.
2. Взаперти
КЛЕТКА ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ.
Отец ее запер.
В своей темной тесной тюрьме Ниа пронзительно кричит, пока не кончаются силы.
Но даже после того как у нее пропадает голос, ярость никуда не исчезает. Обжигающая, неистовая, ужасающая, но в то же время бодрящая. Просто в голове не укладывается, насколько она, Ниа, оказывается, могущественная – она удивлена не меньше отца, когда ее гнев с ревом вырывается наружу, словно живое существо, плотоядное и дикое. Кто бы мог подумать, что внутри ее скрывается такое чудовище?
Она не собиралась этого делать; она просто взорвалась. Такое случалось все чаще и чаще: злость вдруг закипала в ее душе, подобно урагану, разрасталась так незаметно, что Ниа даже этого не осознавала до тех пор, пока не становилось слишком поздно.