И плыть в мирах, и косной, звёздной тягой
Протягновенный ужас бороздить,
Хотелось раздавить её, такую
Беспомощную, жалкую – тугую,
Мерцающую капельку огня,
Огня, руды, неясного начала,
Чтоб источилась, чтоб иных не знала
Начал, изничтожаясь, – лишь меня!..
Но капелька упругая мерцала
И в бездне бездн, как будто отрицала
Саму возможность безначалья, тьмы,
И я всплывал, влекомый долгим кликом,
И вновь склонялся над безумным ликом,
И вновь сквозь бездны проплывали мы…
………………………………………………….
………………………………………………….
… – «Что, хороша?.. – Уже смеясь, играя,
У зеркала стояла, собирая
Размётанные кудри – ты гляди,
Заснул, никак?.. Оденься, сделай милость…»
***
В жару, в смятенье я гадал: приснилось?
Иль впрямь она колдунья?.. На груди
Под левым, ало вспухнувшем по-детски
Сосочком пламенел тревожный, резкий
Косой рубец… я подошёл, слегка
Коснулся, пальцем проведя несмело…
– «Что это? Нож?..»
– «Он самый… было дело…
Как видишь, не доделали. Пока…»
***
И, одеваясь, в прозаичном тоне
Поведала как сиротой в притоне
Подпольном очутилась…
затворил
Сосед-подонок, благодетель якобы,
В бордель для извращенцев и маньяков,
Где чуть ли не в цепях «гостям» «дарил»
Таких же, как она, сирот, подростков…
В кровавых оргиях, садистских розгах
Зачахла б, как они…
но не смогла
И года издевательств сладострастных
Снести от распалённых, безобразных
Тельцов, набитых златом… и – сбегла.
Точнее, попыталась. Страшно били.
Опять бежала. И опять ловили.
В подвале чуть не насмерть засекли.
Но не могла смириться…
***
И навеки
Узнала – принужденьем в человеке
Привить лишь отвращение смогли:
Кому к работе, а кому-то к дому,
К семье, к благополучному содому,
А ей – к постели, где должна, должна,
Всегда и всем должна – рабыней, тварью,
Товаром быть!.. Но, стольких «отоваря»,
Раз навсегда зарок дала она:
Нигде, ни с кем, хоть в золотые узы,
Не вступит, никакой другой обузы
Не примет от мужчины, кроме той,
Единственной, воистину блаженной:
Жалеть, любить… быть самою вселенной
Для всех, сверкнувших искрой золотой
На чёрном небосклоне…
……………………………………………………………
……………………………………………………………
…вот, вырвалась… да памятка осталась —
Точно заминки не было, она
Продолжила всё так же просто, ровно —
«Дань» выплатила… ну, а то, что кровно,
Так тем добрей урок, верней цена…
Ну, я пойду, дождись…»
………………………………………………………..
………………………………………………………..
…река, петляя, вышла наконец-то
В просторный лог, где старый, неважнецкий
Перилами чернел дощатый мост.
– «Ну, вот и «смычка» наша. Здесь до рынка
Рукой подать… кружная есть тропинка,
А есть и напрямик, через погост, —
Не страшно?..» Я осклабился: решиться
На непокой, на смуту, и страшиться
Покойничков? Конечно, напрямки!..
…………………………………………………….
………………………… ………………………….
(Тут частично опущен поход Настёны и героя к рынку, их споры)
…заброшен был погост. Черны, морозны,
Поскрипывая, снег роняли сосны,
Похрустывали под ногой сучки.
«Не косточки ли?..»
Суеверий корни
Поглубже всё ж, подумалось, упорней
Продрались в кровь, чем дюжие крыжи
Строжайшей веры…
…………………………………………………………….
……………………………………………………………..
(Здесь отрывок из речи Настёны)
«…ну, детство, старость – там хотя бы чисто…
Ты замечал ли, кстати, как лучится
Лицо младенца, или старика? —
Одним и тем же светом!.. Замечал ли
Что люди на вопрос твой отвечали
«Как жизнь?..» Припомни. Ведь наверняка,
Ребёнок: «Хорошо». Согнав тревогу:
«Бог милует… Спасибо… Слава Богу» —
Ответит старость. Ну а зрелость что?
Без вздоха, выдававшего бы тяжесть,
«Как жизнь? Да ничего… – ответит – так уж…»
Что ничего? Ведь это же – ничто!
Тьма, пустота!.. И – скука… Слышишь слово?
Темно и плохо. Скученно… и снова
Прислушайся: вот – «Хорошо». Здесь Хорс,
Бог солнца брезжит, коло хоровода
А колесо – суть солнце!.. Вот природа
Младенца, старика… но чуть возрос,
Налился зернью, наклубился страшной
Энергией – пошло!.. Дурной и зряшной,
Кромешной силой изойдёшь…
ведь вот,
Скажи, куда идёт она, откуда,
Энергия взбесившегося блуда?
Пронзительные высвисты пустот…
Разбрызгиванье семени, затменье
Любви и нежности, поползновенье
Кровавой тьмы, предвестницы войны…
Граница пола – вот первограница
Войны и смуты, вот где коренится
Игла и жало, корень Сатаны…»
……………………………………………………
……………………………………………………
(Здесь опущены горькие и разрозненные размышления Настёны о перепутанном в веках генном кабеле с цветными проводками рас и наций – кровопроводе запутавшегося человечества. См. в 10-й подглавке Примечания)
(…нарушен номер, в стоязыком стоне
Щелчки, помехи, точно в телефоне
Испорченном Он слышит, и вот-вот,
Гляди, всё это Он совсем оставит,
И с горькою досадою надавит
На чёрный рычажок… – Его черёд…»
………………………………………………………………
………………………………………………………………
………………………………………………………………
(Здесь обрывок спора Героя с Настеной)
……………………………………………………………..
.…………………………………………………………….
«… а под конец
Один занятный фактик вспомнил, правда,
Занятный: про моллюска-аргонавта.
Слыхала про такого? Сорванец!
В чем суть? А вот послушай, фактик жуток:
Гоняясь за моллюсихой, свой жгутик,
Малюсенький свой членик полнит он
Таким зарядом силы, столь огромным,
Что тот, уже в режиме автономном,
От тельца оторвавшись, жмёт вдогон,
Летит за ней, сам по себе, отдельно,
Как за кормой торпеда – жмёт прицельно,
Покуда не достигнет, не пронзит
Плоть нежную таким блаженным ядом,
Таким всеисторгающим разрядом,
Что в ней и подыхает, паразит…
Ну, чем не сорванец, чем не оторва?
Какая-то космическая прорва
Взбесила этот узел бытия…
А между прочим, мастер Леонардо
Считал, и не из форса иль азарта,
Всерьёз считал, что член – второе «Я».
Он, мастер, создал атлас анатомный,
Где показал, что это автономный
Субьект при человеке – член его.
А в женщине лютует озверело
Её самодовлеющее чрево…
И это также – Самосущество».
***
Да, древние недаром замечали
Что зверь после соития печален.
Ещё бы! Тлел такой злат-огонёк,
В мечтах мохнатых теплилась такая
Надежда неземного, что, вникая
В себя ночного, обхватив пенёк,
Зверь тосковал и грезил о пролёте
Дремучей бездны в содроганьях плоти,
А вышло что? А получилось то,
Что зверь едва ли вымахнул над лесом,
Едва ли над собою взмыл…
и весом
Подавлен, рухнул в гиблое ничто,
В родимое ничто, в ночной, родимый
Берложий мрак, в хаос непроходимый,
В густые дебри, в гнилостный развал,
В насквозь пропахший сукою текущей
Валежник свой сопревший… но – влекущий!
И снова по ночам затосковал…
……………………………………………………
……………………………………………………
…однажды, знаешь, я в себе услышал:
Что это значит: «Из себя я вышел»?
Что это значит: «Душу отвести»?
Есть, значит, Тот, внутри меня живущий,
В меня глядящий, и меня ж зовущий
Куда-то выйти?.. Иль совсем уйти?
И, значит, «некто третий» есть – его-то,
А не кого-то плотского, кого-то
Другого, может, «третьего» зовёт
Какой-то «первый» – выйти… но откуда,
Из тьмы, из крови, душу из-под спуда
Освободить, разьять телесный свод?
А плоть, она, выходит, здесь – «вторая»
В триаде этой: кровью запирая
Тех двух, незримых, буйствует – «Не сметь!
Я главная! Я посредине мира!
Вам только дай свободного эфира,
И выйдете, и это будет – смерть!..
……………………………………………..
……………………………………………..»
(Здесь идут рассуждения, споры «Второго Героя» и Настёны о сущности творчества, о древнем грехе человека. Восстановлена часть. Другие разрозненные куски см. в Приложении. Подглавка 10. «Настёна». ).
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
«…одни
В глуши своей блаженствуют безгрешно
Старушки, старички… ну, есть, конешно,
Другие… но блаженны лишь они —
Пульхерии, Бавкиды, Филимоны…
Так хороши, светлы и умилённы,
Что поневоле выступит слеза,
Когда иные, «яростные» лица
На фоне их блеснут – самоубийца,
Герой-любовник, мститель и гроза…
А может, гений оттого и гений,
Что чарам чужд соитий, средостений
Души в давильне крови и тоски?
Чужд измельченью мира золотого
Разбрызгиваньем семени святого
На мизерные, бледные мирки?..
Он свет, а не послед, стопою бренной
В мирах не наследит он, по вселенной
Шаги его прозрачны и легки,
Он сам в себе руду переплавляет,
Наследников и школ не оставляет
Всем чаяньям и вздохам вопреки…
…………………………………………………….
…………………………………………………….
…горел стручок, на солнце вызревая,
Божественные ядра наливая,
Зелёные, как в листьях фонари,
Он только вызревал ещё, но где-то
Уже таилась Вора иль Поэта
Тень хищная – не дав созреть зерну
И пасть, и встать великим вертоградом,
Тень проросла сквозь изгородь, и хладом
Остановила Вечную Весну.
И репнул, не дозрев, стручок, и зёрна
Иссохнув, покатились вниз покорно
В разинутые, алчущие рты,